Любопытные, беспокойные люди несут факел, который лишь чуть освещает впереди их путь. А вместе с ними он светит и нам - всему человечеству, - делая яснее, понятнее мир, в котором мы живем. Ветер времени раздувает пламя и уносит искры в темноту прошлого. Пойдем и мы вслед за этими искрами истории и попытаемся поймать и разглядеть хоть некоторые из них.

материал подготовил Сергей Калмыков, редактор сайта ЦЭТ "Нева"

Свен Гедин

Массивный толстый том, пожелтевшие от времени страницы, твердый знак в конце слов, буква "ять" и латинская "i"... Величественные слова текста: "На границахъ восточнаго и западнаго Туркестана... возвышается... гигантскiй горный узелъ, отъ котораго расходятся... величайшiе горные хребты..."

Откроем обложку: "Типографiя Императорской Академiи Наукъ. Дозволено цензурою. С.-Петербургъ, 3-го марта 1899 года."

Перевернем еще лист:

Портрет молодого симпатичного черноусого мужчины в тонком пенсне, титульный лист:

Возьмем теперь энциклопедию: "Гедин Свен Андерс (1865-1952), швед. путешественник. Исследовал Тибет, Синьцзян, Монголию, Вост.Туркестан (1893-1935)." Всего одна строчка, а как много в ней мы делаем для себя открытий. Во-первых, этот "древний" исследователь в тоже самое время - почти наш современник. Потом, как же приворожил его "Восточный Туркестан": попав туда впервые в 1893 г., на протяжении 40 с лишним лет он снова и снова возвращался эту страну иссушенных солнцем и холодом высокогорных пустынь и покрытых вечными снегами гигантских гор! Ну и наконец, как он был молод, когда сделал свое первое путешествие: ему было тогда всего около 30 лет. Впрочем, вообще в те времена люди жили стремительно: как тут не вспомнить еще одного исследователя великих гор Средней Азии, Алексея Павловича Федченко.

Вернемся, однако, к путешествию Свена Гедина. Молодой швед был тепло встречен в Петербурге как императорской администрацией, так и самыми выдающимися представителями русской географической науки. "Оглядываясь назад на совершенное мною путешествие, я вижу целый ряд русских военных, ученых и частных лиц, перед которыми нахожусь в неоплатном долгу благодарности. Министерства Иностранных дел и Военное оказали мне с самого же начала столько сердечной и реальной помощи... Мне предоставили возможность нанять себе на службу русских казаков, беспошлинно ввести свой багаж в Россию... Ни одному русскому путешественнику не могло быть оказано большего содействия..., нежели мне. Повсюду меня встречали, точно я был русским подданным... В Императорском Географическом Обществе, членом которого я уже имел честь состоять, я также нашел покровителей и друзей."

Проехав на поезде за четыре дня 2116 верст (2257 км), Гедин пересек европейскую часть России. В Оренбурге он пересел на тарантас. 14 ноября 1893 г. началась азиатская часть путешествия. "Покидая Оренбург, разом расстаешься со всякой цивилизацией и, углубляясь на восток, оказываешься всецело предоставленным самому себе." В Каракумах лошадей в тарантасе пришлось заменить на беговых верблюдов. Оставив позади еще 2060 верст (2198 км), 4 декабря Гедин въехал в Ташкент. "В Ташкенте я пробыл около семи недель... Генерал-губернатор барон Вревский принял меня с безграничным радушием, я был его ежедневным гостем и имел случаи завязать у него знакомства, которые весьма пригодились мне для моего путешествия по Памиру." Пройдя из Ташкента в Ферганскую долину, Гедин с караваном на лошадях 23 февраля вошел в долину Исфайрамы и тем самым начал высокогорную часть своего путешествия. "...В Маргелане... имел случай еще раз сказать прости европейской цивилизации... Какая разница со следующими вечерами!"

Подъем по Исфайраме на юг, по северным склонам Алайского хребта выводит к перевалу Тенгиз-бай (3850 м), который зимой и в настоящее время чаще всего бывает непроходим, а во времена Гедина... "В ночь на 26 февраля мы послали 8 киргизов с заступами, топорами и кирками вперед проложить дорогу, а затем ранним утром выступил и караван. Около Кара-кии встретилось первое трудное место, где все еще возились наши киргизы, вырубая ступеньки во льду... Я... совсем изнемог. Поднялись мы на высоту 2850 м. Ночью дала себя знать "горная болезнь"; страшная головная боль и сердцебиение продолжались и весь следующий день..." При выходе на перевал "...снег... лежал в два метра глубины. В сугробах была протоптана узкая глубокая тропа; идти по ней было все равно, что по узкой перекладине через трясину. Один неверный шаг в сторону - и лошадь совсем погружалась в снег..." Но и после перевала не было легче: более дня длился спуск по лавинным желобам и конусам выноса до Дараут-Кургана в Алайской долине. "Кто знает, что было бы с моим караваном, если бы мы вышли днем раньше и попали под лавину, или днем позже, и нас застал бы ураган."

После дневки в Дарауте 2 марта экспедиция продолжила путь на восток по Алайской долине. 6 марта они переправились через реку Кизыл-су и свернули на юг к склонам Заалайского хребта. Алай остался позади, впереди был Памир. "После десятичасового перехода мы сделали привал среди этого царства смерти и холода, где не видно ни былинки, ни следа жизни... Мороз стоял 26¦... Поздно вечером была, наконец, разбита юрта... Только в час утра в лагере... водворилась тишина. Термометр показывал -32¦... Набилось нас... как сельдей в боченок, и все-таки температура в юрте понизилась к утру до -24¦..."

При подъеме на Заалай остановились на дневку в урочище Бордоба, где Гедин выполнил серию измерений толщины снежного покрова, подснежной температуры... "Утром 9 марта все мои киргизы пали на колена в снег, вознося Аллаху мольбы о счастливом перевале через опасный Кызыл-арт... Но мы счастливо достигли гребня (4271 м)... На самом перевале... киргизы мои опять упали на колени и возблагодарили Аллаха..." 11 и 12 марта экспедиция Гедина провела на льду огромного, 15-20 км в поперечнике, горько-соленого озера Кара-куль, лежащего к югу от Заалайского хребта. Именно Гедин впервые измерил эти изумляющие нас сейчас глубины озера (см. таблицу - справа налево: толщина ледового покрова, температура воды на дне и глубина озера). И это на высоте 4000м и температурах до - 30¦ ночью...

18 марта отряд Гедина спустился в широкую долину Мургаба... "В некотором расстоянии виднелось небольшое русское укрепление; на северо-западной башне развивался русский флаг "на крыше мира". Мы приблизились; 160 солдат и казаков выстроились на стене и приветствовали нас громким ура. Около ворот меня сердечно встретил комендант, капитан Зайцев с шестью офицерами." Это был самый передовой форпост Российской империи в Средней Азии - нынешний город Мургаб в восточной части Горного Бадахшана, Таджикистан, тогда называвшийся Пост Памирский (см. на фото: юрта кочевников, разбитая около Поста; на верху холма видны стены укрепления и стоящие на них люди из гарнизона). "...Потом было подано горчащее туркестанское вино, и комендант торжественно провозгласил тост за короля Оскара. И, если где был выпит от души благодарственный бокал, и где-либо радость била так через край, так это именно здесь на "крыше мира", на высоте 3610 метров, вдали от шумного света, в сердце Азии!.."

Гедин позволил своему отряду блаженствовать в Посту Памирском до 7 апреля. "Отношения между офицерами и командой наилучшие. Тридцать человек солдат за отбытием срока службы должны были вернуться в Ош, и трогательно было видеть, как при прощании офицеры, по русскому обычаю, трижды целовались с каждым из уходивших нижних чинов. С ружьями на плече, с ранцами за спиною солдаты бодро отправились пешком в 45-ти мильный путь, через плато Памира, в теплую желанную Фергану." [в этом месте А.Я. Зайончковский заметил: "Отсюда до Ферганы только по прямой не менее трехсот километров будет" - С.К.]

Далее путь экспедиции лежал на северо-восток и восток к хребту Сарыкол. Этот, почти повсюду меридионального направления, горный кряж является политической границей между Таджикистаном и Китаем, а также отделяет Памир с его хребтами широтного простирания от почти меридиональных хребтов Кунь-Луня. "Из множества ведущих в китайский Памир перевалов я выбрал Джагатай, 4730 м высотой." Перевал был пройден 12 апреля, а на следующий день Гедин столкнулся с представителями китайских властей из близлежащих поселков Булун-куль и Тар-баши. Опасаясь, что иноземцы являются агентами русского царя, они навязали Гедину сложные переговоры, в которых ему мало помогали бумаги, полученные в Петербурге от тамошнего китайского посланника. В конце-концов Гедин получил разрешение, хоть и с ограничениями, на путешествие в Кашгар через район Музтаг-ата.. Однако, "...они давали мне знать о себе весь путь, запретив киргизам в этой области снабжать меня бараниной, топливом и другими необходимыми предметами."

фото А. Ершова

Вскоре Гедин впервые увидел великие вершины китайского Памира: "Вокруг нас расстилался чудный вид. Прямо на восток, по другую сторону маленькаго озера Булюн-куля, виднелась мощная гора, окутанная вечным снегом. Это Ак-тау - "Белая гора", северное продолжение Мустаг-аты. Налево от нее открывалась долина Гез, направо широкая долина Сары-кол." Та гора, которую Гедин здесь называет Ак-тау, сейчас носит название Конгур (7719 м). Это - высшая точка расположенного к северу от массива Музтаг-ата Кашгарского хребта и всего Кунь-Луня. Слева на современном фото А. Ершова - Конгур из поселка Субаши.

Пройдя мимо красивого горного озера Малый Кара-куль, Гедин остановился в маленькой крепости Субаши на высоте 3756 м ("Вооружение гарнизона Су-баши состоит из полдюжины английских и стольких же русских ружей и затем из луков и пик. С европейским оружием солдаты обращаются дурно, и оно обыкновенно в плохом состоянии. Я видел, как двое солдат, перепрыгивая через ручей, опирались на свои ружья, воткнутые дулами в грязное месиво. ...как сам комендант, так и весь гарнизон, день деньской ровно ничего не делают, только курят опиум, играют на деньги, едят, пьют и спят.") и начал готовиться к восхождению на Музтаг-ату: "Моим намерением было, если возможно, добраться до самой вершины горы и исследовать ее геологическое строение, ее ледяной покров и гигантские ледники... Поэтому мы снарядились, как в настоящй поход, решившись во что бы то ни стало одолеть великана. Мы положили подстерегать минуту, т. е. благоприятной погоды, в каком нибудь укромном местечке и тогда сразу взять его приступом. Решено было разбить третий лагерь на возможно большей высоте, а оттуда уже производить рекогносцировки и наступление... Что же касается киргизов в Субаши, то они менее пессимистически относились к подъему на Мустаг-ату, нежели их соплеменники на Памире. Все соглашались сопровождать меня и стараться до последнего, но думали все-таки, что экспедиция не удастся."

"Все" оказались правы, что неудивительно. Высота в 7,5 км все-таки была не по плечу для тех времен. 17 апреля живописный караван Гедина выступил из Субаши наверх. Кроме самого Гедина, "...состоял он из шести киргизов в теплых бараньих тулупах, с посохами в руках, девяти больших черных добродушных яков и двух баранов." Первый лагерь был разбит выше языка ледника на высоте 4439 м. В этих местах до них всего лишь однажды бывали люди: польский геолог К. Богданович в 1889 г. На следующий день погода заметно ухудшилась, но путешественники решили продолжать восхождение. На этот раз взяли всего трех яков - киргизы шли пешком. Крутизна склона составляла 22-24¦. Первый привал был сделан "...на высоте 4850 м, т.е. выше всех европейских гор." На высоте 5336 м на маленький отряд обрушился жестокий ураган. После нескольких часов ожидания они повернули вниз. Ураган продолжал бушевать все последующие дни, Гедина мучила сильнейшая офтальмия (снежная слепота), и после нескольких дней ожидания 25 апреля караван вернулся в Булун-куль. Гедин решил прервать на время исследование массива Музтаг-ата и долиной Гез-дарьи 1 мая пришел в Кашгар.

В июле экспедиция Гедина вновь вернулась к Музтаг-ате. После детального изучения ледников, стекающих с горы на север и запад, 6 августа Гедин повторил попытку восхождения. На этот раз к середине дня им удалось добраться до высоты 6300м. "Достали хлеб, чай, топливо, чтобы развести костер, но стоило нам взглянуть на еду, чтобы нас затошнило; так никто ничего и не взял в рот. Нас только мучила жажда, и мы все глотали снег; даже яки проглатывали большие комки. Вид с высоты 6300 м был поистине восхитительным и величественным. Нам открывалось, через хребет Сары-кол, все пространство до самого Заалайского хребта... в хребте Мус-таг, северном продолжении Мустаг-аты, есть несколько вершин, которые мало уступают самому "отцу ледяных гор"". Речь здесь идет о Кашгарском хребте, и его высшая точка, Конгур, на самом деле превышает Музтаг-ату более, чем на 150 м. "Мы стали держать военный совет. День клонился к концу, и становилось холодно (+0.7¦ в 4 ч. дня); киргизы были так изнурены, что не могли идти дальше; яки пыхтели, высунув языки; мы находились как раз у подошвы куполовидной возвышенности, которая постепенно переходит в плоскую макушку вершины." Здесь надо заметить, что, как хорошо видно на другой фотографии А. Ершова, западный склон Музтаг-аты разбит глубоким и широким ущельем, со стенами высотой до 400 м и шириной до 1 км, на северную и южную части. По дну ущелья стекает вниз ледник Ямбулак. Путь по южному борту ущелья Ямбулак выводит к главной вершине массива. Северная же часть склона ведет к более низкой Северной вершине. В своих первой и второй попытках восхождения Гедин поднимался именно к Северной вершине. "С грустью решился я вернуться, и мы быстро заскользили вниз по старым своим следам."

Гедин понял, что за один день дойти до вершины не удастся: "...единственно верным средством будет разделить экскурсию на два дневных перехода, переночевать в юрте первую ночь на значительной высоте, а на следующее утро со свежими яками и с легким багажом продолжать путь до вершины." Следующая, третья, попытка была предпринята 11 августа. "Нам предстояло подняться на высоту приблизительно 6000 метров, ночевать там, а на следующий день продолжать подъем и достигнуть возможно большей высоты. Поэтому мы брали с собой маленькую юрту, четыре больших связки терескена для топлива, шесты, веревки, топоры, тулупы и продовольствие; все это было навьючено на 9 сильных яков." На этот раз маршрут восхождения проходил по новому пути - по южной части западного склона, справа по ходу от ледника Ямбулак и намного южнее современного маршрута. Припасы на два дня не потребовались: в первый же день восхождения, на высоте 5800 м, группа попала в зону трещин. Стали проваливаться яки, а затем и люди, с трудом удерживаясь на краях трещин. Было решено более не рисковать и спуститься.

Запасы экспедиции истощались, но прежде, чем уйти к Посту Памирскому за пополнением их, Гедин предпринял еще одну, четвертую, попытку восхождения по старому пути 18 апреля и 6 августа. 16 августа отряд начал новый подъем, имея запасов на два дня. На ночевку встали в той же самой наивысшей точке, которая была достигнута 6 августа, - на высоте 6300 м. Выровняли площадку, поставили юрту, закрепили ее арканами на двух глыбах сланца, обнесли снежным валом. Развели в юрте костер (!) из терескена и ячьего помета и, страдая от едкого дыма, смогли отогреться. Огонь разжигали еще дважды за ночь, но каждый раз холод брал верх. Холод и горная болезнь... "Казалось конца не будет этой долгой, тяжелой ночи. Как мы ни ежились, упираясь коленами в самый подбородок, невозможно было сохранить теплоту тела... Никто глаз не сомкнул во всю ночь... Люди мои стонали, точно на ложе пытки, и не столько от холода, сколько от все усиливавшейся головной боли."

"Более величественного места стоянки у меня, однако, никогда не было... Я вышел из юрты прогуляться... Луна лила серебряный свет на наш лагерь и производила чисто фантастический эффект... Очарованный ею, я стоял, как прикованный. Никакое перо или кисть не в состоянии изобразить этой волшебной картины..."

Следующий день начался мрачно: "Юго-западный ветер перешел почти в ураган, взвивал густые облака мелкого снега." Посопротивлявшись до полудня, Гедин отдал приказ к отступлению.

"Итак, я четыре раза неудачно пытался взойти на вершину Мустаг-аты, но не могу сказать, чтобы это было абсолютно невозможно... За крутым выступом, которого мы достигли 18 апреля, 6 и 16 августа, не виднелось никаких непреодолимых препятствий к подъему. Оттуда... можно добраться до северной вершины, однако, не самой высокой в группе Мустаг-аты, но соединяющейся с таковой отлогим гребнем. Между этими вершинами и под ними простирается огромное фирновое поле ледника Ямбулака... Во всяком случае, если хотят удачи, подъем должен начаться из долины Сары-кол от западной подошвы горы, т. е. с высоты 12000-13000 футов [3660-3960 м - С.К.]; этот склон не так крут. Напротив, с востока, юга и севера гора прямо неприступна."

Больше Гедин к Музтаг-ате не возвращался. Но невозможно, однако, просто так закрыть и отложить в сторону этот, первый, том описания его путешествия. Заглавия не отпускают: "Глава XXI. В пустыню. Глава XXIII. Царство могильной тишины. Глава XXIV. Воды нет! Глава XXV. Караван распадается и гибнет. Глава XXVI. Пять суток пешком по бесконечным пескам. - Вода. - Спасены. Глава XXVI. Ислам-бай спасен." Углубившись в начале 1895 г. в пески пустыни Такла-Макан к востоку от Кашгара, Гедин попал в безводную зону. "Это была моя вина... я нес ответственность за все ужасные мгновения, за все страдания и муки и людей и животных моего каравана! ...сцена эта стояла перед моими глазами, и я не мог отделаться от нее, она давила меня кошмаром по ночам, не давала спать." Проводник экспедиции сильно недооценил расстояний, которые предстояло пройти. Колодцы оказались сухими... Подпись под рисунком справа гласит: "Люди с отчаянным напряжением роют колодезь в пустыне." От жажды и изнурения погибли двое из четырех местных киргизов, спутников Гедина. Погибли даже животные: собаки и 7 из 8 верблюдов каравана. Сам Гедин, оставив умирающий караван, в одиночку дошел до берега Хотан-дарьи, напился сам, набрал воды в свои, сделанные шведскими мастерами, походные сапоги, и в одних носках шагая обратно по пустыне, принес ее своему находившемуся в агонии спутнику. Чуть позже удалось спастись еще одному...

От редакции: если Вы заинтересовались путешествиями Свена Гедина, библиографию можно найти по адресу:

http://www.silk-road.com/bibliography/hedinb3.html