Новости | Библиотека | Ссылки | Английская версия

БИБЛИОТЕКА

ЕРВАНД ТИХОНОВИЧ ИЛЬИНСКИЙ (Алматы)

Ерванд Тихонович Ильинский.

Накануне экспедиции сборной Казахстана в Каракорум на три восьмитысячника - Нанга Парбат, К2 и Броуд Пик - старший тренер ЦСКА, Заслуженный Мастер Спорта Ерванд Тихонович Ильинский ответил на несколько вопросов Russianclimb.com - о своей команде, о перспективах высотного альпинизма, и немного - о себе самом...
Вопросы задавали Елена Лалетина и Алдас Балтутис.

Е.Л.: Ерванд Тихонович, Вы один из самых заслуженных тренеров в истории советской школы альпинизма, да и сейчас тоже. Про Ваших воспитанников говорили и говорят, о них пишут, их имена стали легендами. Те маршруты, которые Вы и они прошли за многие годы, стали вехами в этом спорте. Кое-кто из них написал книжки со своими биографиями с первых шагов в альпинизме и до высших достижений. А как альпинизм начался для Вас?

Cначала я занимался горным туризмом, закончил школу инструкторов. Потом поступил в Университет - там была секция альпинизма. А я в то время занимался пятиборьем, поэтому посещать тренировки по ОФП мне было просто некогда. Попытался договориться с тренером, чтобы я ходил на восхождения и на практические занятия - учиться узлы вязать и пр. (тем более, узлы вязать я уже умел как инструктор по туризму). Но кончилось тем, что он меня выгнал оттуда. И я начал ходить в горы дикарем. Потом я попытался записаться в секцию медицинского института, но туда принимали только студентов-медиков. Пришлось так и ходить дикарем. В горах я часто встречал Сарыма Кудерина - мы стали друзьями. Потом я ушел из Университета и просто работал на производстве. А он как раз работал в Университете. Пригласил меня снова прийти в секцию альпинизма. И вот года через полтора, когда я встретил в горах ребят, с которыми я начинал вместе заниматься, я вновь пришел в эту секцию. Это было в 1962 году. Мне уже шел 22-й год, и я был достаточно взрослый, для того чтобы заниматься альпинизмом. Вот до сих пор и занимаюсь.

А.Б.: А как произошла Ваша самая первая встреча с горами?

Как-то раз с отцом, сразу после войны (мы тогда жили в Краснодаре) ездили в Дом Отдыха. Там на побережье Черного моря есть такие холмы - туда была экскурсия. Мне было 6 лет. Этот поход произвел на меня сильное впечатление.
А потом мы сами с пацанами собрались залезть на довольно большую гору по соседству - я даже помню, что она называлась Лысуха, потому что у нее вершина была лысая. Там были ребята постарше меня - лет 10-12. Мы хотели утром пойти и к вечеру вернуться. Набрали еды, всего. А там оказались такие заросли кизила - мы целый день сквозь них продирались. Нас там застала ночь. Пришлось переночевать в этих кустах. Отказались от восхождения, вернулись домой. Получили по заслугам, конечно, потому что всю ночь нас же искали, естественно... Так вот начиналось мое знакомство с горами...

Е.Л.: Что было для Вас за всю Вашу альпинистскую историю самым сильным впечатлением (испытанием) в горах?

Ну, пожалуй, это наша попытка зимнего восхождения на пик Ленина. (1974 год. См. книгу Валерия Хрищатого "Мы растворяемся в стихии" - прим. Е.Л.) Экстремальная ситуация. Это описано в книге у Хрищатого. Ну, он-то был тогда еще маленький, и не все понимал до конца. А вообще там была очень сложная ситуация. Потому что, когда мы транспортировали двоих, я подумал, что если кто-нибудь из нас сейчас здесь ляжет, не выдержит, то мы уже отсюда не уйдем - тащить не сможем и бросить не сможем.

Е.Л.: Что больше всего мешает вашим занятиям альпинизмом, тренерской деятельности?

Всевозможные ведомственные проблемы, и, конечно же, отсутствие денег для организации серьезных экспедиций. Тренировки и альпинистские мероприятия, которые проходят в Казахстане и СНГ, проводятся на базе и при поддержке ЦСКА МО. Но когда организовываются экспедиции в Гималаи, в Каракорум, в Америку или Антарктиду, очень много и сил приходится затрачивать на поиск спонсоров. Организация таких экспедиций стоит очень больших денег. А я сам и больше половины команды - профессиональные альпинисты, и мы зависим от этих денег...

Е.Л.: Ваши занятия альпинизмом помешали чему-то в вашей жизни?

Я когда-то закончил Политехнический Институт, работал старшим научным сотрудником в лаборатории, даже диссертацию какую-то начинал писать... Ну, а потом пришлось выбирать - заниматься наукой или заниматься спортом. Я занялся спортом. И не жалею об этом.

Е.Л.: Ваша персональная мечта, связанная с горами?

Когда я только пришел в секцию альпинизма, у меня была мечта взойти на Хан-Тенгри. На Хан-Тенгри я был. Потом была мечта взойти на Эверест - на Эверест я тоже взошел. Я очень хотел побывать в Антарктиде, причем просто побывать. Ну, а даже так срослось, что я совершил восхождение на высшую точку Антарктиды. Появилась в свое время мысль совершить восхождения на высшие точки всех континентов, и сейчас я практически это уже сделал. Осталось взойти на пик Костюшко в Австралии, и все. Ну, у пика Костюшко высота как у нашего Чимбулака, 2200 там или 2300 м..., там можно и в 70 лет побывать. Так что, все, что я хотел как спортсмен - все практически сбылось. Другое дело, как у тренера, у меня есть свои замыслы в альпинизме - ну тут еще есть, над чем поработать. Руководить экспедициями, которые мне интересны.

А. Б.: У вас возникает мечта, затем она осуществляется. А следующая мечта появляется заранее, до завершения предыдущей?

Конечно, заранее. Вот была в свое время задача пройти большие стены - Южную стену пика Коммунизма, Северную стену пика Победы, Северную стену пика Хан-Тенгри (была еще мысль пройти Северную стену пика Коммунизма - просто не успели, т.е. ее прошли, но не так, как я считаю нужным). Когда ребята прошли их, когда уже парни выросли - эта славная плеяда спортсменов - Смирнов, Хрищатый, Целищев, Халитов, Луняков, Букреев, Шкарбан, Валиев, Сувига, Моисеев и другие (многих, к сожалению, уже нет в живых...) - у меня стали возникать сомнения - а есть ли что-нибудь такое, куда они не залезут? И у меня была такая заготовка - траверс Победа - Хан-Тенгри. Эта идея давным-давно появилась у меня в голове. И когда мы сделали траверс Хан-Тенгри - Мраморная Стена в 1974 году, и кто-то из ребят, кажется Вадик Смирнов, меня спросил: "Ну чего, где еще траверс-то?" Я ответил: "Ну, есть же Хан-Тенгри - Победа" "Да ты что, с ума сошел?" Примерно такая же реакция была у Валерки Хрищатого в 1990 году . Он спросил:"Ты уезжаешь на Эверест, а мы-то куда?" "Ну, а вы готовьтесь на траверс Победа - Хан-Тенгри, все нормально уложится." "Ну, ты псих, однако," - вот что я услышал в ответ. И потом уже, перед самым отъездом на Эверест, они с Халитовым пришли и говорят: "Ты знаешь, мы тут подумали-подумали, уже наклевывается вариант..." И когда я приехал, у них уже заявка была на Чемпионат Союза. Они уже были готовы - и они его прошли, этот траверс.

Е.Л.: Ваша мечта, не связанная с горами?

Мне хотелось, например, проплыть по Амазонке. Мне кажется, что это интересно. Побывать на Северном полюсе. Сейчас возникла мысль (идея не моя, ребята придумали) пройти на каком-нибудь судне вокруг земного шара. Не знаю, где взять время, чтобы эти затеи осуществлять, но я чувствую их реальность.

Е.Л.: Какие ощущения обычно после возвращения из экспедиции?

Обычно я отдыхаю где-то неделю. Потом начинаю работать дальше. Радость, эмоции - пока до дома доедешь - уже, кажется, все пережил. Когда встречают торжественно в аэропорту - снова какие-то эмоции появляются.


Е.Л.: Как Вы относитесь ко всевозможным конкурсам - Золотой Ледоруб, Кристалл, Золотой Эдельвейс и т.д.?

По-моему, в этих конкурсах, как и у нас раньше на Чемпионатах Советского Союза, мало объективности.

Е.Л.: О чем Вы больше всего волнуетесь, отправляясь в экспедицию?

О людях, которых туда везу. Потому что основная задача, чтобы все они вернулись оттуда живые. Конечно, важно и совершить восхождение. Но самое важное - чтобы люди были целы.

Е.Л.: Как Вы видите свое будущее?

Меня кто-то недавно спросил - что ты будешь делать, когда уйдешь на пенсию? У меня есть дача, я там буду разводить кур, уток, гусей...:) Хотя я плохо вижу себя в этом качестве... Мне еще ребенка надо воспитывать - ребенок у меня еще маленький.

А.Б.: Значит, махать мотыгой и сажать картошку не будете?

Нет, с картошкой у меня уже была история. Я когда купил эту дачу (а там большой участок земли, 29 соток), решил, что посажу там картошку. Купил в Нарынколе мешок классной картошки. Посадил ее. Осенью выкопал. Мешок. Но мелкой и низкого качества. На следующий раз я посадил полведра картошки, выкопал ведро, и решил, что сельхозработник из меня не получится.

Е.Л.: Каждый альпинист, уделяющий много времени горовосхождениям, испытывает в семейной жизни определенные трудности. Что Вы можете сказать по этому поводу?

Все мои жены хорошо относились к альпинизму. Проблем не было.

Е.Л.: Что для Вас важно в жизни помимо гор?

Моя семья, друзья


Е.Л.: Вы уже много раз были в Гималаях (Каракоруме). В каждой следующей поездке впечатления становятся спокойнее или все, как в самом первом путешествии?

Я очень давно езжу в экспедиции. В первую экспедицию я пoехал в 64 году. Это был пик Ленина - конечно, это был щенячий восторг. Сейчас не так.

Е.Л.: Ведете ли Вы дневник во время экспедиций? Собираетесь ли когда-нибудь его публиковать?

Я много раз начинал вести дневник, но ни разу не закончил. Я очень плохой писатель. У меня ничего не получается. Я все надеюсь, что я все помню, а вот сейчас выясняется, что все воспоминания перепутались. С 64 года почти ежегодные экспедиции. Конечно, берешь фотографии, что-то там вспоминаешь, но поскольку дневников нет, многое теряется из памяти.

Е.Л.: О Вас и вашей команде много пишут в разных СМИ, в т.ч. в Интернете. Довольны ли Вы освещением событий, касающихся Вас? Ваши пожелания, предложения. Какие здесь есть проблемы?

Ну, приходит, скажем, журналист. Начинает задавать вопросы. Говоришь, к примеру, про Эверест. Спрашивает: "А где это?". Даже президент, когда встречался с нашей командой, когда он разговаривал, видно было, что человек знает предмет. Может, ему самому некогда было читать эти книжки - кто-то подготовил его, что-то рассказал. Или министр Обороны - тоже со знанием дела беседовал. Люди находят время. А какой-нибудь журналист, дятел - не дает себе труда подготовиться. Пришел писать о предмете, который не знает. Ну и пишут иногда такое... Вот вчера по радио сказали, что Казахстан закрыл границу с Китаем, и наших альпинистов не пускают на восхождение. Ну, вот как к этому можно относиться? Или объясняешь, как надо правильно написать, все равно пишут по-своему. К примеру, говорю, что я - старший тренер ЦСКА. Работаю уже 30 лет, и вся команда у нас ЦСКА, что мы тренируемся на этой базе, и все, что приличного сделано в альпинизме за последние 30 лет - все это армейская работа, но все это почему-то пропускается мимо ушей, и в печать не попадает. Плохо, когда приходит человек писать, и не знает предмета.

Е.Л.: Сейчас Ваша команда ЦСКА - Вы ее создали, подготовили, и являетесь автором проекта, который она сейчас осуществляет - в самом центре внимания всего альпинистского мира. Поэтому позвольте задать Вам несколько вопросов о ней. Когда ребята работают на горе, все там рубятся плечом к плечу. А внизу - чего больше в команде - ощущения общности или конкуренции?

Как и в любом коллективе. Вот была у меня команда 80-х годов, о которой все говорили. Я не скажу, что все они там дружили. Были мини-коллективы. Но были и связующие звенья. Ну, скажем была связка Валиев-Хрищатый. Была связка Сувига-Луняков. Между ними были связующие звенья - Шкарбан с Халитовым, которые и там и там дружили. Поэтому все это представлялось коллективом. Сейчас команда молодая, они еще ходят-то недавно вместе, поэтому сейчас такие вот цепочки тоже образуются. Т.е., это не монолитный коллектив, но в сборных командах, где идет конкуренция, такого и не бывает.

А.Б.: У вас есть в команде спортсмены и из других организаций, не из ЦСКА?

Ну, Лавров у меня очень давно тренируется, хотя официально - он из Политеха... И Распопов с 2000 года у меня тренируется. Я не ставлю перед ними так вопрос, чтобы они совсем перешли в ЦСКА.

А.Б.: А та конкуренция, что есть в команде - она способствует более высокой тренированности, или есть какой-то негативный фактор?

В этом деле всегда есть 2 стороны медали...


Е.Л.: Я помню восторженные отзывы о вашей команде бельгийцев, ваших соседей на Гашербрумах. Они видели вас впервые, и сразу отметили, что ваши парни - особенные. Сильные, техничные и очень скромные. В чем на ваш взгляд особенность, уникальность вашей команды?

Это просто нормальная хорошая команда, какая и должна быть. Да, она выделяется на общем фоне, потому что это коллектив. Я же все-таки, как бы там ни было, воспитанник и тренер советской школы альпинизма, и все, что было лучшего в этой школе, я стараюсь внедрить в свою команду. Собственно, я и раньше этим занимался. Советская школа предполагает коллективный вид спорта. И скажу больше, вот сейчас к нам подключаются эти ребята-одиночки, скажем, Эд Вистурс, у него уже 12 восьмитысячников, а он говорит - я с вами хочу. Лафай из Франции, Симоне из Италии - все они подключаются сейчас к нашей экспедиции. И, наверное, это говорит о том, что наш коллектив представляет серьезный интерес.

А.Б.: Мне кажется, ваша сборная, которая сейчас готовится к восхождениям в Каракоруме - последняя на СНГ-пространстве, которая создана по образцу советской школы. Я больше таких команд не вижу.

Ну, во всяком случае, в нашем разговоре Сергей Ефимов (а он знает положение дел в России) - сказал примерно то же самое. Я ему недавно звонил - он нам помог с высотными палатками. Он спросил: "Ты такую программу затеял, как думаешь, залезешь на три восьмитысячника?" Я говорю: "Думаю, залезем. На два восьмитысячника залезали, и на три залезем". "Ну, - говорит он, - у тебя один Урубко чего стоит..."
А я ему отвечаю: "У меня таких, как Урубко, - несколько человек".
"Ну, тогда ты молодец", - ответил Ефимов.

Е.Л.: Алматы - место уникальное - большой город у подножия гор, где можно совершать восхождения круглый год, каждые выходные. Как это влияет на подготовку Вашей команды?

Решающим образом влияет. Очень много раз мы убеждались, что уровень специальной подготовки у нас существенно выше, чем у сборной Союза где-то в целом. Ну, скажем, когда был забег на пик Коммунизма перед Эверестом, первые 6 мест были у казахстанцев. Даже тренеры (Овчинников и пр.) спрашивали: "Слушай, а как это они, чем ты их кормишь?" Я говорю: "Я их не кормлю, я их тренирую. А кормят их такой ерундой - кашами... Если бы кормили как положено - мясом, салом - они бы еще быстрее бежали..."

А.Б.: Вопрос про барокамеру. Когда были отборки на Эверест 82 года, было мнение, что барокамера себя не оправдала, и теперь говорят, что Ильинский опять вернулся к этой не слишком полезной вещи.

Ильинский вернулся совсем по-другому. Там были испытания в барокамере - а я провожу тренировки. Там нас однократно подняли до потери сознания - кто сколько на какой высоте смог просидеть - и все. Как кроликов - посадили в барокамеру, и поперли высоту. Как потерял сознание или стал путаться в таблице умножения - выходи. А здесь у нас идет тренировочный процесс. Они уже 2 месяца в барокамере работают, по 2 раза в неделю Я считаю, что это должно поднять их акклиматизационный и функциональный уровень. Здесь мы начали крутить велоэргометр с высоты 4500 м. Вот они три тренировки крутят на высоте 4500, потом три тренировки - на высоте 5500 , три тренировки - на высоте 6500. После 7000 шаг сделали 500 метров. Вот завтра, если все нормально, они будут педали крутить на высоте 9000...

А.Б.: Ну, как космонавты прям...

Нет, космонавты так не тренируются, они в скафандрах.

А.Б.: Тренировки в барокамере - это полностью Ваш эксперимент, или такие наработки уже имеются?

У меня была книжка - мне болгары присылали. Говорили, что был положительный эффект от тренировок в барокамере. Но из их деятельности на склоне я этого не заметил. Их них один только совершил восхождение. - Христо Проданов, я его хорошо знал. На следующий год он погиб. Но он и так был здоров как конь, этот Христо. Но (я сейчас не помню деталей) во время своих тренировок они тоже что-то там делали не так. Не так, как мы сейчас делаем. И я думаю, что от наших тренировок должен быть эффект.

Е.Л.: Что сейчас на острие высотного альпинизма?

Восхождения на восьмитысячники без кислорода. Наша команда - последователи этого течения. Другое дело, что сейчас перестали ходить сложные маршруты на восьмитысячники, но я думаю, что, наверное, со следующего года, мы начнем это делать. Правда, экспедиции на сложные маршруты получаются намного дороже.

А.Б.: Как Вы считаете, какие восхождения, какие восходители диктуют моду в современном альпинизме, кто сейчас является лидером?

Я модой никогда не интересовался. У меня какие-то свои есть представления обо всем этом. Моя задача сейчас людей подготовить на относительно простых маршрутах на восьмитысячниках (хотя они и не самые простые). И если все пройдет успешно (Ерванд Тихонович стучит по дереву - прим Е.Л.), то на будущий год у нас останется три восхождения на восьмитысячники в рамках нашей программы. - Аннапурна, Макалу и Лхоцзе - и во всех трех районах есть интересная работа. Скажем, на Макалу можно попытаться взойти из Китая - там, по-моему, только один маршрут на сегодня. Может быть, по стене на Макалу. Может быть, по стене на Аннапурну - попытаться пройти маршрут, который Букреев начинал. Т. е., если команда сейчас подтвердит свой высокий потенциал, то уже можно делать что-то серьезное. Но это очень дорого. Мы в этом году хотели попробовать траверс Лхоцзе-Эверест, но столько денег не нашли. Есть, к примеру, задача - но это в какой-то мере будет повторение - у россиян есть такая идея - Эверест по Северной стене - но готовиться надо к такому восхождению.

Е.Л.: Как, по-вашему, будет развиваться высотный альпинизм в дальнейшем?

Начнутся, я думаю, скоростные восхождения. Ну, это в спортивном плане. И коммерческий альпинизм на классических маршрутах. И сейчас уже клиенты ходят на Эверест и другие восьмитысячники.

Е.Л.: А как Вы относитесь к коммерческим клиентам на восьмитысячниках?

Какая разница - на восьмитысячниках или на семитысячниках - и то и другое опасно. Но люди зарабатывают деньги на этом - деваться некуда. Возьмите Хан-Тенгри - раньше это было большое спортивное достижение, а теперь там полно клиентов...

Е.Л.: Что Вы можете сказать по поводу рекордов на восьмитысячниках?

Ну, это хорошо. Это спортивно. Вот Денис сходил на Гашербрум и улучшил время Толи Букреева где-то на час.

Е.Л.: На высочайших горах сейчас очень много экспедиций. На Эвересте нынче вообще столпотворение. "Чайники", кислород, очереди на перилах, целая армия шерпов, довольно быстрое проникновение цивилизации в базовые лагеря со всеми вытекающими...

Одна из причин, что мы туда не поехали - обилие людей. Такая куча народу ходит - обязательно надо будет кого-нибудь спасать, а сам не залезешь - это я уже не раз проходил...

Е.Л.: После того как ваш проект "Сборная Казахстана на высочайших вершинах мира" будет завершен, хотели бы Вы организовать экспедицию в какой-нибудь труднодоступный или и вовсе нехоженый район Гималаев или скажем, Гиндукуша (если туда будет доступ) или еще куда-нибудь?

Я уже думал о том - вот программа закончится, а что делать дальше? Ну, во-первых, есть что делать, потому что программу закончит сборная команда. А надо все-таки иметь человека - одного - двух - трех- пять - которые завершат всю программу "14 восьмитысячников". Потому, что состав-то команды меняется. И вот первые несколько лет надо будет работать над этим. А дальше - дальше мне уже будет, наверное, 70 лет - буду картошку сажать...:)

А.Б.: Ваше отношение к восхождениям 20-30х годов? К эпохе Абалакова?

Надо просто смотреть на процесс в естественном развитии, и тогда все укладывается в логичное русло. Конечно, были большие достижения у Абалакова. И в те времена, кстати, не обошлось без проблем - были достижения и у Кузьмина, и у Белецкого, и у многих других - много было сильных спортсменов. И все это, в совокупности, в развитии - советская школа альпинизма.

А.Б.: Практически все ваши воспитанники считают Вас очень харизматичным лидером, непоколебимым авторитетом, другими словами, истинным лидером. В чем Ваш секрет и суть работы тренера?

Ну, это надо у них спрашивать! Я просто работаю, как могу, стараюсь их не обманывать. Иногда я хочу сделать какой-то проект, и какое-то время я не могу сказать, что он будет наверняка. А через какое-то время я говорю - вот, деньги есть, экспедиция будет. А человек - он же тренируется, тренируется - ведь тяжело же. И когда он не знает, чего ради это - конечно, очень трудно. Ну, и все-таки у меня получается на протяжении многих лет проводить экспедиции. А вообще, мне трудно ответить на этот вопрос.

А.Б.: Ваше отношение к событиям на К2 этой зимой?

Во-первых, я считаю, что экспедиция была недостаточно подготовлена. В целом. И не только организационно. То, что они там стонали, что мяса нет - они привыкли, что в наших экспедициях всегда еды достаточно (в Пакистане одну козу в неделю нам приводили, и мы ее ели).
Помню, как я позвонил туда - был спутниковый телефон - и ребята мне объявили, что вот, мол, мы собираемся уходить. Я говорю: "Что, сдурели, что ли, а зачем ехали туда?" Тогда и Василий, и Урубко решили, что остаются. А потом Василий позвонил домой. Ему что-то дома напели, и я считаю, что он смалодушничал. Не знаю, удалось бы им подняться на вершину, но считаю, что если поехала связка - должна связка и возвращаться. Если один остается, то должен оставаться и второй - для того, чтобы работать. Потому что, в конце концов, получилось так, что Денису и не с кем было идти. Хотя может уже и ситуация была такая, что уже и идти-то не надо, а вот если надо - то не с кем...

А.Б.: Вы знаете состав экспедиции. Стоило ли нашим ребятам ехать в таком составе, или игра не стоила свеч?

Когда ко мне пришли Денис и Василий, и стали проситься в экспедицию - я их предупредил - имейте в виду, вам там придется пахать. Вы едете в чужой коллектив, он подготовлен - я знаю эти славянские экспедиции - плохо, и вряд ли вам кто поможет, поэтому вы должны настроиться на то, что вам придется делать все самим. Да, мы готовы, там, то да се, - ну я понимаю, что ребятам хотелось поехать. Отчасти у меня была надежда, что они смогут там что-то сделать, хоть я и понимал, что это не тот коллектив, чтобы совершить такое восхождение. Тем не менее, я решил - и Новиков тоже сказал - отпусти. Буду я держать их! Пусть съездят и поймут, что не все так просто делается. А восхождение такое, наверное, можно сделать, но надо иметь другие силы. По возвращении экспедиции я видел Кшиштофа Велицкого - он был понурый такой, потому что деньги затрачены большие. Да экспедиция была как-то изначально не в ту сторону. И теперь он говорит - надо было взять больше участников из России, из Казахстана. Но дело-то в том, что можно взять с миру по нитке, но надо из этих людей сделать команду.


Вот, к примеру, американско-китайско-российская экспедиция в 90 году на Эверест. Казалось бы, с китайцами мы никак не можем общаться - они даже по-китайски не говорили - только по-тибетски. И вот переводили с тибетского на китайский, затем на английский, затем на русский - ну как там можно было что-то понять? Мы стали даже картинки рисовать по тактике восхождения, чтобы понять друг друга. Но у китайцев школа альпинизма имеет советские корни - их первых восходителей в 50-х годах учили Абалаков, Кузьмин, Белецкий и пр. - и мы с ними лучше понимали друг друга, чем с американцами. Но когда идешь летом на Эверест, когда тепло и много времени, и хорошее обеспечение - это одно, а когда зимой, и уже надо всерьез работать - это другое. Тут должно быть полное единодушие и понимание.

5 мая 2003 года