Е.Л.:
Ерванд Тихонович, Вы один из самых заслуженных тренеров в истории советской школы
альпинизма, да и сейчас тоже. Про Ваших воспитанников говорили и говорят, о них
пишут, их имена стали легендами. Те маршруты, которые Вы и они прошли за многие
годы, стали вехами в этом спорте. Кое-кто из них написал книжки со своими биографиями
с первых шагов в альпинизме и до высших достижений. А как альпинизм начался для
Вас? Cначала
я занимался горным туризмом, закончил школу инструкторов. Потом поступил в Университет
- там была секция альпинизма. А я в то время занимался пятиборьем, поэтому посещать
тренировки по ОФП мне было просто некогда. Попытался договориться с тренером,
чтобы я ходил на восхождения и на практические занятия - учиться узлы вязать и
пр. (тем более, узлы вязать я уже умел как инструктор по туризму). Но кончилось
тем, что он меня выгнал оттуда. И я начал ходить в горы дикарем. Потом я попытался
записаться в секцию медицинского института, но туда принимали только студентов-медиков.
Пришлось так и ходить дикарем. В горах я часто встречал Сарыма Кудерина - мы стали
друзьями. Потом я ушел из Университета и просто работал на производстве. А он
как раз работал в Университете. Пригласил меня снова прийти в секцию альпинизма.
И вот года через полтора, когда я встретил в горах ребят, с которыми я начинал
вместе заниматься, я вновь пришел в эту секцию. Это было в 1962 году. Мне уже
шел 22-й год, и я был достаточно взрослый, для того чтобы заниматься альпинизмом.
Вот до сих пор и занимаюсь. |
А.Б.:
А как произошла Ваша самая первая встреча с горами? Как-то
раз с отцом, сразу после войны (мы тогда жили в Краснодаре) ездили в Дом Отдыха.
Там на побережье Черного моря есть такие холмы - туда была экскурсия. Мне было
6 лет. Этот поход произвел на меня сильное впечатление. А потом мы сами с
пацанами собрались залезть на довольно большую гору по соседству - я даже помню,
что она называлась Лысуха, потому что у нее вершина была лысая. Там были ребята
постарше меня - лет 10-12. Мы хотели утром пойти и к вечеру вернуться. Набрали
еды, всего. А там оказались такие заросли кизила - мы целый день сквозь них продирались.
Нас там застала ночь. Пришлось переночевать в этих кустах. Отказались от восхождения,
вернулись домой. Получили по заслугам, конечно, потому что всю ночь нас же искали,
естественно... Так вот начиналось мое знакомство с горами... |
Е.Л.:
Что было для Вас за всю Вашу альпинистскую историю самым сильным впечатлением
(испытанием) в горах? Ну,
пожалуй, это наша попытка зимнего восхождения на пик Ленина. (1974
год. См. книгу Валерия Хрищатого "Мы растворяемся в стихии" - прим.
Е.Л.) Экстремальная ситуация. Это описано в книге у Хрищатого. Ну, он-то
был тогда еще маленький, и не все понимал до конца. А вообще там была очень сложная
ситуация. Потому что, когда мы транспортировали двоих, я подумал, что если кто-нибудь
из нас сейчас здесь ляжет, не выдержит, то мы уже отсюда не уйдем - тащить не
сможем и бросить не сможем. |
Е.Л.:
Что больше всего мешает вашим занятиям альпинизмом, тренерской деятельности? Всевозможные
ведомственные проблемы, и, конечно же, отсутствие денег для организации серьезных
экспедиций. Тренировки и альпинистские мероприятия, которые проходят в Казахстане
и СНГ, проводятся на базе и при поддержке ЦСКА МО. Но когда организовываются экспедиции
в Гималаи, в Каракорум, в Америку или Антарктиду, очень много и сил приходится
затрачивать на поиск спонсоров. Организация таких экспедиций стоит очень больших
денег. А я сам и больше половины команды - профессиональные альпинисты, и мы зависим
от этих денег... |
Е.Л.:
Ваши занятия альпинизмом помешали чему-то в вашей жизни? Я
когда-то закончил Политехнический Институт, работал старшим научным сотрудником
в лаборатории, даже диссертацию какую-то начинал писать... Ну, а потом пришлось
выбирать - заниматься наукой или заниматься спортом. Я занялся спортом. И не жалею
об этом. |
Е.Л.:
Ваша персональная мечта, связанная с горами? Когда
я только пришел в секцию альпинизма, у меня была мечта взойти на Хан-Тенгри. На
Хан-Тенгри я был. Потом была мечта взойти на Эверест - на Эверест я тоже взошел.
Я очень хотел побывать в Антарктиде, причем просто побывать. Ну, а даже так срослось,
что я совершил восхождение на высшую точку Антарктиды. Появилась в свое время
мысль совершить восхождения на высшие точки всех континентов, и сейчас я практически
это уже сделал. Осталось взойти на пик Костюшко в Австралии, и все. Ну, у пика
Костюшко высота как у нашего Чимбулака, 2200 там или 2300 м..., там можно и в
70 лет побывать. Так что, все, что я хотел как спортсмен - все практически сбылось.
Другое дело, как у тренера, у меня есть свои замыслы в альпинизме - ну тут еще
есть, над чем поработать. Руководить экспедициями, которые мне интересны. |
А.
Б.: У вас возникает мечта, затем она осуществляется. А следующая мечта появляется
заранее, до завершения предыдущей? Конечно,
заранее. Вот была в свое время задача пройти большие стены - Южную стену пика
Коммунизма, Северную стену пика Победы, Северную стену пика Хан-Тенгри (была еще
мысль пройти Северную стену пика Коммунизма - просто не успели, т.е. ее прошли,
но не так, как я считаю нужным). Когда ребята прошли их, когда уже парни выросли
- эта славная плеяда спортсменов - Смирнов, Хрищатый, Целищев, Халитов, Луняков,
Букреев, Шкарбан, Валиев, Сувига, Моисеев и другие (многих, к сожалению, уже нет
в живых...) - у меня стали возникать сомнения - а есть ли что-нибудь такое, куда
они не залезут? И у меня была такая заготовка - траверс Победа - Хан-Тенгри. Эта
идея давным-давно появилась у меня в голове. И когда мы сделали траверс Хан-Тенгри
- Мраморная Стена в 1974 году, и кто-то из ребят, кажется Вадик Смирнов, меня
спросил: "Ну чего, где еще траверс-то?" Я ответил: "Ну, есть же
Хан-Тенгри - Победа" "Да ты что, с ума сошел?" Примерно такая же
реакция была у Валерки Хрищатого в 1990 году . Он спросил:"Ты уезжаешь на
Эверест, а мы-то куда?" "Ну, а вы готовьтесь на траверс Победа - Хан-Тенгри,
все нормально уложится." "Ну, ты псих, однако," - вот что я услышал
в ответ. И потом уже, перед самым отъездом на Эверест, они с Халитовым пришли
и говорят: "Ты знаешь, мы тут подумали-подумали, уже наклевывается вариант..."
И когда я приехал, у них уже заявка была на Чемпионат Союза. Они уже были готовы
- и они его прошли, этот траверс. |
Е.Л.:
Ваша мечта, не связанная с горами? Мне
хотелось, например, проплыть по Амазонке. Мне кажется, что это интересно. Побывать
на Северном полюсе. Сейчас возникла мысль (идея не моя, ребята придумали) пройти
на каком-нибудь судне вокруг земного шара. Не знаю, где взять время, чтобы эти
затеи осуществлять, но я чувствую их реальность. |
Е.Л.:
Какие ощущения обычно после возвращения из экспедиции? Обычно
я отдыхаю где-то неделю. Потом начинаю работать дальше. Радость, эмоции - пока
до дома доедешь - уже, кажется, все пережил. Когда встречают торжественно в аэропорту
- снова какие-то эмоции появляются. |
Е.Л.:
Как Вы относитесь ко всевозможным конкурсам - Золотой Ледоруб, Кристалл, Золотой
Эдельвейс и т.д.?
По-моему,
в этих конкурсах, как и у нас раньше на Чемпионатах Советского Союза, мало объективности.
|
Е.Л.:
О чем Вы больше всего волнуетесь, отправляясь в экспедицию? О
людях, которых туда везу. Потому что основная задача, чтобы все они вернулись
оттуда живые. Конечно, важно и совершить восхождение. Но самое важное - чтобы
люди были целы. |
Е.Л.:
Как Вы видите свое будущее? Меня
кто-то недавно спросил - что ты будешь делать, когда уйдешь на пенсию? У меня
есть дача, я там буду разводить кур, уток, гусей...:) Хотя я плохо вижу себя в
этом качестве... Мне еще ребенка надо воспитывать - ребенок у меня еще маленький.
|
А.Б.:
Значит, махать мотыгой и сажать картошку не будете? Нет,
с картошкой у меня уже была история. Я когда купил эту дачу (а там большой участок
земли, 29 соток), решил, что посажу там картошку. Купил в Нарынколе мешок классной
картошки. Посадил ее. Осенью выкопал. Мешок. Но мелкой и низкого качества. На
следующий раз я посадил полведра картошки, выкопал ведро, и решил, что сельхозработник
из меня не получится. |
Е.Л.:
Каждый альпинист, уделяющий много времени горовосхождениям, испытывает в семейной
жизни определенные трудности. Что Вы можете сказать по этому поводу? Все
мои жены хорошо относились к альпинизму. Проблем не было. |
Е.Л.:
Что для Вас важно в жизни помимо гор? Е.Л.:
Вы уже много раз были в Гималаях (Каракоруме). В каждой следующей поездке впечатления
становятся спокойнее или все, как в самом первом путешествии?
Я
очень давно езжу в экспедиции. В первую экспедицию я пoехал в 64 году. Это был
пик Ленина - конечно, это был щенячий восторг. Сейчас не так. |
Е.Л.:
Ведете ли Вы дневник во время экспедиций? Собираетесь ли когда-нибудь его публиковать? Я
много раз начинал вести дневник, но ни разу не закончил. Я очень плохой писатель.
У меня ничего не получается. Я все надеюсь, что я все помню, а вот сейчас выясняется,
что все воспоминания перепутались. С 64 года почти ежегодные экспедиции. Конечно,
берешь фотографии, что-то там вспоминаешь, но поскольку дневников нет, многое
теряется из памяти. |
Е.Л.:
О Вас и вашей команде много пишут в разных СМИ, в т.ч. в Интернете. Довольны ли
Вы освещением событий, касающихся Вас? Ваши пожелания, предложения. Какие здесь
есть проблемы? Ну,
приходит, скажем, журналист. Начинает задавать вопросы. Говоришь, к примеру, про
Эверест. Спрашивает: "А где это?". Даже президент, когда встречался
с нашей командой, когда он разговаривал, видно было, что человек знает предмет.
Может, ему самому некогда было читать эти книжки - кто-то подготовил его, что-то
рассказал. Или министр Обороны - тоже со знанием дела беседовал. Люди находят
время. А какой-нибудь журналист, дятел - не дает себе труда подготовиться. Пришел
писать о предмете, который не знает. Ну и пишут иногда такое... Вот вчера по радио
сказали, что Казахстан закрыл границу с Китаем, и наших альпинистов не пускают
на восхождение. Ну, вот как к этому можно относиться? Или объясняешь, как надо
правильно написать, все равно пишут по-своему. К примеру, говорю, что я - старший
тренер ЦСКА. Работаю уже 30 лет, и вся команда у нас ЦСКА, что мы тренируемся
на этой базе, и все, что приличного сделано в альпинизме за последние 30 лет -
все это армейская работа, но все это почему-то пропускается мимо ушей, и в печать
не попадает. Плохо, когда приходит человек писать, и не знает предмета. |
Е.Л.:
Сейчас Ваша команда ЦСКА - Вы ее создали, подготовили, и являетесь автором проекта,
который она сейчас осуществляет - в самом центре внимания всего альпинистского
мира. Поэтому позвольте задать Вам несколько вопросов о ней. Когда ребята работают
на горе, все там рубятся плечом к плечу. А внизу - чего больше в команде - ощущения
общности или конкуренции? Как
и в любом коллективе. Вот была у меня команда 80-х годов, о которой все говорили.
Я не скажу, что все они там дружили. Были мини-коллективы. Но были и связующие
звенья. Ну, скажем была связка Валиев-Хрищатый. Была связка Сувига-Луняков. Между
ними были связующие звенья - Шкарбан с Халитовым, которые и там и там дружили.
Поэтому все это представлялось коллективом. Сейчас команда молодая, они еще ходят-то
недавно вместе, поэтому сейчас такие вот цепочки тоже образуются. Т.е., это не
монолитный коллектив, но в сборных командах, где идет конкуренция, такого и не
бывает. |
А.Б.:
У вас есть в команде спортсмены и из других организаций, не из ЦСКА? Ну,
Лавров у меня очень давно тренируется, хотя официально - он из Политеха... И Распопов
с 2000 года у меня тренируется. Я не ставлю перед ними так вопрос, чтобы они совсем
перешли в ЦСКА. |
А.Б.:
А та конкуренция, что есть в команде - она способствует более высокой тренированности,
или есть какой-то негативный фактор? В
этом деле всегда есть 2 стороны медали... |
Е.Л.:
Я помню восторженные отзывы о вашей команде бельгийцев, ваших соседей на Гашербрумах.
Они видели вас впервые, и сразу отметили, что ваши парни - особенные. Сильные,
техничные и очень скромные. В чем на ваш взгляд особенность, уникальность вашей
команды?
Это
просто нормальная хорошая команда, какая и должна быть. Да, она выделяется на
общем фоне, потому что это коллектив. Я же все-таки, как бы там ни было, воспитанник
и тренер советской школы альпинизма, и все, что было лучшего в этой школе, я стараюсь
внедрить в свою команду. Собственно, я и раньше этим занимался. Советская школа
предполагает коллективный вид спорта. И скажу больше, вот сейчас к нам подключаются
эти ребята-одиночки, скажем, Эд Вистурс, у него уже 12 восьмитысячников, а он
говорит - я с вами хочу. Лафай из Франции, Симоне из Италии - все они подключаются
сейчас к нашей экспедиции. И, наверное, это говорит о том, что наш коллектив представляет
серьезный интерес. |
А.Б.:
Мне кажется, ваша сборная, которая сейчас готовится к восхождениям в Каракоруме
- последняя на СНГ-пространстве, которая создана по образцу советской школы. Я
больше таких команд не вижу. Ну,
во всяком случае, в нашем разговоре Сергей Ефимов (а он знает положение дел в
России) - сказал примерно то же самое. Я ему недавно звонил - он нам помог с высотными
палатками. Он спросил: "Ты такую программу затеял, как думаешь, залезешь
на три восьмитысячника?" Я говорю: "Думаю, залезем. На два восьмитысячника
залезали, и на три залезем". "Ну, - говорит он, - у тебя один Урубко
чего стоит..." А я ему отвечаю: "У меня таких, как Урубко, - несколько
человек". "Ну, тогда ты молодец", - ответил Ефимов. |
Е.Л.:
Алматы - место уникальное - большой город у подножия гор, где можно совершать
восхождения круглый год, каждые выходные. Как это влияет на подготовку Вашей команды?
Решающим
образом влияет. Очень много раз мы убеждались, что уровень специальной подготовки
у нас существенно выше, чем у сборной Союза где-то в целом. Ну, скажем, когда
был забег на пик Коммунизма перед Эверестом, первые 6 мест были у казахстанцев.
Даже тренеры (Овчинников и пр.) спрашивали: "Слушай, а как это они, чем ты
их кормишь?" Я говорю: "Я их не кормлю, я их тренирую. А кормят их такой
ерундой - кашами... Если бы кормили как положено - мясом, салом - они бы еще быстрее
бежали..." |
А.Б.:
Вопрос про барокамеру. Когда были отборки на Эверест 82 года, было мнение, что
барокамера себя не оправдала, и теперь говорят, что Ильинский опять вернулся к
этой не слишком полезной вещи. Ильинский
вернулся совсем по-другому. Там были испытания в барокамере - а я провожу тренировки.
Там нас однократно подняли до потери сознания - кто сколько на какой высоте смог
просидеть - и все. Как кроликов - посадили в барокамеру, и поперли высоту. Как
потерял сознание или стал путаться в таблице умножения - выходи. А здесь у нас
идет тренировочный процесс. Они уже 2 месяца в барокамере работают, по 2 раза
в неделю Я считаю, что это должно поднять их акклиматизационный и функциональный
уровень. Здесь мы начали крутить велоэргометр с высоты 4500 м. Вот они три тренировки
крутят на высоте 4500, потом три тренировки - на высоте 5500 , три тренировки
- на высоте 6500. После 7000 шаг сделали 500 метров. Вот завтра, если все нормально,
они будут педали крутить на высоте 9000... |
А.Б.:
Ну, как космонавты прям... Нет,
космонавты так не тренируются, они в скафандрах. |
А.Б.:
Тренировки в барокамере - это полностью Ваш эксперимент, или такие наработки уже
имеются? У
меня была книжка - мне болгары присылали. Говорили, что был положительный эффект
от тренировок в барокамере. Но из их деятельности на склоне я этого не заметил.
Их них один только совершил восхождение. - Христо Проданов, я его хорошо знал.
На следующий год он погиб. Но он и так был здоров как конь, этот Христо. Но (я
сейчас не помню деталей) во время своих тренировок они тоже что-то там делали
не так. Не так, как мы сейчас делаем. И я думаю, что от наших тренировок должен
быть эффект. |
Е.Л.:
Что сейчас на острие высотного альпинизма? Восхождения
на восьмитысячники без кислорода. Наша команда - последователи этого течения.
Другое дело, что сейчас перестали ходить сложные маршруты на восьмитысячники,
но я думаю, что, наверное, со следующего года, мы начнем это делать. Правда, экспедиции
на сложные маршруты получаются намного дороже. |
А.Б.:
Как Вы считаете, какие восхождения, какие восходители диктуют моду в современном
альпинизме, кто сейчас является лидером? Я
модой никогда не интересовался. У меня какие-то свои есть представления обо всем
этом. Моя задача сейчас людей подготовить на относительно простых маршрутах на
восьмитысячниках (хотя они и не самые простые). И если все пройдет успешно (Ерванд
Тихонович стучит по дереву - прим Е.Л.), то на будущий год у нас останется
три восхождения на восьмитысячники в рамках нашей программы. - Аннапурна, Макалу
и Лхоцзе - и во всех трех районах есть интересная работа. Скажем, на Макалу можно
попытаться взойти из Китая - там, по-моему, только один маршрут на сегодня. Может
быть, по стене на Макалу. Может быть, по стене на Аннапурну - попытаться пройти
маршрут, который Букреев начинал. Т. е., если команда сейчас подтвердит свой высокий
потенциал, то уже можно делать что-то серьезное. Но это очень дорого. Мы в этом
году хотели попробовать траверс Лхоцзе-Эверест, но столько денег не нашли. Есть,
к примеру, задача - но это в какой-то мере будет повторение - у россиян есть такая
идея - Эверест по Северной стене - но готовиться надо к такому восхождению. |
Е.Л.:
Как, по-вашему, будет развиваться высотный альпинизм в дальнейшем? Начнутся,
я думаю, скоростные восхождения. Ну, это в спортивном плане. И коммерческий альпинизм
на классических маршрутах. И сейчас уже клиенты ходят на Эверест и другие восьмитысячники.
|
Е.Л.:
А как Вы относитесь к коммерческим клиентам на восьмитысячниках? Какая
разница - на восьмитысячниках или на семитысячниках - и то и другое опасно. Но
люди зарабатывают деньги на этом - деваться некуда. Возьмите Хан-Тенгри - раньше
это было большое спортивное достижение, а теперь там полно клиентов... |
Е.Л.:
Что Вы можете сказать по поводу рекордов на восьмитысячниках? Ну,
это хорошо. Это спортивно. Вот Денис сходил на Гашербрум и улучшил время Толи
Букреева где-то на час. |
Е.Л.:
На высочайших горах сейчас очень много экспедиций. На Эвересте нынче вообще столпотворение.
"Чайники", кислород, очереди на перилах, целая армия шерпов, довольно
быстрое проникновение цивилизации в базовые лагеря со всеми вытекающими... Одна
из причин, что мы туда не поехали - обилие людей. Такая куча народу ходит - обязательно
надо будет кого-нибудь спасать, а сам не залезешь - это я уже не раз проходил... |
Е.Л.:
После того как ваш проект "Сборная Казахстана на высочайших вершинах мира"
будет завершен, хотели бы Вы организовать экспедицию в какой-нибудь труднодоступный
или и вовсе нехоженый район Гималаев или скажем, Гиндукуша (если туда будет доступ)
или еще куда-нибудь? Я
уже думал о том - вот программа закончится, а что делать дальше? Ну, во-первых,
есть что делать, потому что программу закончит сборная команда. А надо все-таки
иметь человека - одного - двух - трех- пять - которые завершат всю программу "14
восьмитысячников". Потому, что состав-то команды меняется. И вот первые несколько
лет надо будет работать над этим. А дальше - дальше мне уже будет, наверное, 70
лет - буду картошку сажать...:) |
А.Б.: Ваше отношение к восхождениям 20-30х годов? К эпохе Абалакова? Надо
просто смотреть на процесс в естественном развитии, и тогда все укладывается в
логичное русло. Конечно, были большие достижения у Абалакова. И в те времена,
кстати, не обошлось без проблем - были достижения и у Кузьмина, и у Белецкого,
и у многих других - много было сильных спортсменов. И все это, в совокупности,
в развитии - советская школа альпинизма. |
А.Б.:
Практически все ваши воспитанники считают Вас очень харизматичным лидером, непоколебимым
авторитетом, другими словами, истинным лидером. В чем Ваш секрет и суть работы
тренера? Ну,
это надо у них спрашивать! Я просто работаю, как могу, стараюсь их не обманывать.
Иногда я хочу сделать какой-то проект, и какое-то время я не могу сказать, что
он будет наверняка. А через какое-то время я говорю - вот, деньги есть, экспедиция
будет. А человек - он же тренируется, тренируется - ведь тяжело же. И когда он
не знает, чего ради это - конечно, очень трудно. Ну, и все-таки у меня получается
на протяжении многих лет проводить экспедиции. А вообще, мне трудно ответить на
этот вопрос. |
А.Б.:
Ваше отношение к событиям на К2 этой зимой? Во-первых,
я считаю, что экспедиция была недостаточно подготовлена. В целом. И не только
организационно. То, что они там стонали, что мяса нет - они привыкли, что в наших
экспедициях всегда еды достаточно (в Пакистане одну козу в неделю нам приводили,
и мы ее ели). Помню, как я позвонил туда - был спутниковый телефон - и ребята
мне объявили, что вот, мол, мы собираемся уходить. Я говорю: "Что, сдурели,
что ли, а зачем ехали туда?" Тогда и Василий, и Урубко решили, что остаются.
А потом Василий позвонил домой. Ему что-то дома напели, и я считаю, что он смалодушничал.
Не знаю, удалось бы им подняться на вершину, но считаю, что если поехала связка
- должна связка и возвращаться. Если один остается, то должен оставаться и второй
- для того, чтобы работать. Потому что, в конце концов, получилось так, что Денису
и не с кем было идти. Хотя может уже и ситуация была такая, что уже и идти-то
не надо, а вот если надо - то не с кем... |
А.Б.:
Вы знаете состав экспедиции. Стоило ли нашим ребятам ехать в таком составе, или
игра не стоила свеч? Когда
ко мне пришли Денис и Василий, и стали проситься в экспедицию - я их предупредил
- имейте в виду, вам там придется пахать. Вы едете в чужой коллектив, он подготовлен
- я знаю эти славянские экспедиции - плохо, и вряд ли вам кто поможет, поэтому
вы должны настроиться на то, что вам придется делать все самим. Да, мы готовы,
там, то да се, - ну я понимаю, что ребятам хотелось поехать. Отчасти у меня была
надежда, что они смогут там что-то сделать, хоть я и понимал, что это не тот коллектив,
чтобы совершить такое восхождение. Тем не менее, я решил - и Новиков тоже сказал
- отпусти. Буду я держать их! Пусть съездят и поймут, что не все так просто делается.
А восхождение такое, наверное, можно сделать, но надо иметь другие силы. По возвращении
экспедиции я видел Кшиштофа Велицкого - он был понурый такой, потому что деньги
затрачены большие. Да экспедиция была как-то изначально не в ту сторону. И теперь
он говорит - надо было взять больше участников из России, из Казахстана. Но дело-то
в том, что можно взять с миру по нитке, но надо из этих людей сделать команду.
Вот,
к примеру, американско-китайско-российская экспедиция в 90 году на Эверест. Казалось
бы, с китайцами мы никак не можем общаться - они даже по-китайски не говорили
- только по-тибетски. И вот переводили с тибетского на китайский, затем на английский,
затем на русский - ну как там можно было что-то понять? Мы стали даже картинки
рисовать по тактике восхождения, чтобы понять друг друга. Но у китайцев школа
альпинизма имеет советские корни - их первых восходителей в 50-х годах учили Абалаков,
Кузьмин, Белецкий и пр. - и мы с ними лучше понимали друг друга, чем с американцами.
Но когда идешь летом на Эверест, когда тепло и много времени, и хорошее обеспечение
- это одно, а когда зимой, и уже надо всерьез работать - это другое. Тут должно
быть полное единодушие и понимание.
|
5
мая 2003 года
|