01.
10. 2003.
Сегодня первое октября. Две недели назад восставший плебс , воодушевленный
идеями Мао, разгромил телефонную станцию спутниковой связи в 150 км от Катманду.
Если заветы революционных классиков будут соблюдаться и дальше (телеграф, телефон,
вокзалы), то домой придется добираться пешком с красным знаменем впереди колонны.
Я сойду за Щорса. У него голова повязана, у меня - гипс на рукаве. Надо бы подучить
слова песни. Человек,
указывающий на внешние силы как на основную причину случившихся неурядиц, подсознательно
капитулирует. И на черном ягненке можно отыскать клок белой шерсти. Камень, который
на меня свалился, видимо знал, что мы отрезаны от внешнего мира и до вертолета
не докричаться. Иначе он сломал бы мне шею, а не руку. Да и сломал-то как-то нехотя.
Вроде как пальчиком погрозил. Я это воспринял скорее метафизически. Традиционный
камень. Традиционная травма. Зато появилось время заняться делами экспедиции.
Пришел в себя и спустился в Гунзу. У них тут есть рация дальней связи с Катманду.
Два раза в день я прихожу в радиорубку и слушаю ритуальные заклинания радиста.
О, это артист своего дела! Длинный позывной он произносит с постоянно меняющимися
модуляциям голоса. То, начиная с ультразвуковых высот, спускается к трагическим
басам и последний слог рычит угрожающе. То говорит нараспев, с придыханием, как
Доронина. Смотрит на микрофон взглядом нимфоманки и держит его соответственно.
То, как Отелло у Дездемоны голосом Бондарчука спрашивает: Lмолилась ли она на
ночь?¦ и душит после этого. Трагедия. Жаль многосерийная. Третий день я наблюдаю
за историей развития отношений Гунзы и Катманду. Это любовь без взаимности. Особа
непритязательная, Гунза уже рада бы вступить в связь с кем угодно, хоть с занюханым
Топледжунгом, но и Топледжунг ее не хочет. Что
там, в большом мире, происходит? Хоть маоисты, что ли, нагрянули бы. Вести бы
принесли. В свой последний набег они совершили несколько подвигов: разрушили и
сожгли местный полицейский пост, к тому времени уже покинутый разбежавшимися служивыми;
отобрали спальные мешки и одеяла у хозяина лоджии (непросто в джунглях партизанить)
и, допросив его по всей строгости закона, наказали: русских, так и быть, привечать,
а вот ежели вдруг появятся американцы и, почему-то, индийцы, ночью v резать. Одного
понять не могу: чем им индийцы не угодили?! Я посмотрел, как эти Lсыны батрацкие¦
разнесли полицейское здание, и подумал, что если и к разрушению спутниковой станции
было приложено столько же революционного пыла, то наш телефон заработает не раньше,
чем закончится эпоха исторического материализма. Маоисты,
кстати, удивительным образом мирятся с ламаистами. Рядом с полицейским участком
стоит монастырь. Могли бы и его разрушить, но, видать, убоялись кары господней,
или оглоблей местных жителей. Народ здесь набожный. На 2/3 - тибетцы, беженцы
из китайского социалистического рая. Их за рупь-двадцать не купишь. Вся деревня
увешана молитвенными флажками. Время от времени (вчера, например) забредают ламы
и устраивают богослужения. Занятие на весь день. Ламы, напоминающие наших ряженых,
сидят в большом шатре, бьют в барабан и тянут заунывные молитвы. Люди собираются
с утра, подносят дары. Всевышний не капризничает и принимает все: одежду, еду,
деньги, завернутые в платочек, сосуды с тумбой (тумба, это местный алкогольный
напиток. Пьется горячим, через трубочку, из непрозрачного бочонка, наверное, чтобы
не было видно, чего там тебе понамешали. Доктор пробовал и остался жив. Пока.).
Даров набирается приличная куча. С ее увеличением растет воодушевление поющих
монахов. Оно передается окружающим (подозреваю, верующие прикладываются к дарам
господним по пути из дома). Мужчины садятся на корточки и начинают подпевать ламам.
Женщины молятся. Видимо, это прерогатива женщин. Стоя, они складывают руки у лба,
переносят их к животу и, упав на колени, касаются головой земли. Так бесчисленное
количество раз. Интенсивная тренировка. Некоторые проделывают сие с младенцем,
привязанным за спиной. В этой стране, похоже, как и в большинстве других, именно
женщина катит по жизни тачку, в которой сидит мужчина. А еще утверждают, что в
Непале практикуется матриархат. В компанию молящихся женщин, правда, затесался
какой-то невзрачный мужичонка, но и сами женщины его сторонились, и мужчины двусмысленно
ухмылялись, глядя на его религиозный пыл. Видимо и этим краям не чужда идея двоякого
греха. В
середине дня несколько молодых ребят принесли мелко поколотые дрова и сложили
поленницу полутораметровой высоты. Под бой барабана ее запалили. Это оказался
жертвенный огонь. В него надлежало побросать часть жертвоприношений. Процесс дележки
с богом выглядел душераздирающе и напоминал сцену из фильма LСвадьба в Малиновке¦.
Попандопуло, однако, делился с подельником честнее, чем ламы со Всевышним. Прихожане,
по природному добродушию, на паритете не настаивали. У них, видимо, договор с
Богом: они закрывают глаза на мелкие шалости его служителей, а он уступает им
тумбу. Тумба, понятное дело, в огонь не попала. Ей нашли лучшее применение. Результаты
консенсуса сказались незамедлительно. Народ стал общительнее и добрее. Меня, как
представителя чуждой цивилизации, вместо того, чтобы, по русскому обычаю, погонять
кольями по околице, зазвали в круг и, чуть было, не напоили тумбой. Поскольку
клинические наблюдения за доктором мною окончены не были v от напитка я отказался,
а песням подпевал. Как
стемнело, молодежь собралась на вечеринку в доме, напротив моей лоджии. Меня звать
не стали, намекнув, что и без того девок маловато. К тому времени я уже ознакомился
с женским контингентом деревни и понял, что не только по части количества, но
и по части качества имеются явные недоработки. Народец, мягко скажем, неказистый.
Да и откуда взяться, если они никого постороннего на вечеринки не допускают. Когда
я смогу эти записки отправить и смогу ли вообще одному богу известно. Только что
вернулся из радиорубки. Радист сбежал, оставив вместо себя помошника, совершенно
бездарную, в смысле актерского мастерства, личность. Раньше завершающий аккорд
радиосеанса: L No response!¦ как-то компенсировался зрелищем пережитой драмы.
Сейчас и этого нет. Забавная сложилась ситуация: до Катманду 6-7 дней пути. Посыльный,
которого мы отправили сразу, как появились проблемы, сгинул, похоже, безвозвратно.
Я сижу в Гунзе, пытаюсь связаться со столицей, и в итоге не имею связи ни с большим
миром, ни с командой, которая, я надеюсь, уже находится в районе отметки 7000
метров. Хотя, в последнем случае, лучшая информация v отсутствие информации. Видимо
лезут и, видимо, всё своим чередом. Очень
рассчитываю, что фирма Royal Mt. Trekking, а работает от её лица с нами русский
представитель по имени Игорь Кулешов, предпримет какие-либо шаги, зная, что мы
уже полмесяца без связи. Пока от них ни слуху, ни духу. Странно, что Кулешов не
делает попыток связаться с Гунзой по рации и задать вопросы, которые в этой ситуации
должны бы возникнуть. Видимо у него вопросов не возникает. Ещё пару дней и на
перспективах можно будет ставить крест. С 5 октября в Непале всенародный праздник
и никто не работает. Русский же человек отличается тем, что с удовольствием воспринимает
чужие праздники, не отказываясь при этом от своих. Тем более, что деньги за экспедицию
заплачены. А в Катманду всегда устойчиво- комфортная погода и сверху не капает- Записки
в стол, крик в пустыне. Появятся они в Интернете, если дискету с текстом удастся
отправить в Катманду с каким-нибудь шерпом и передаст он её кому-то, кто имеет
доступ к сети. И произойдёт это не раньше, чем в середине октября. Вот тебе и
ХХ1 век!- 01.
10. 16.30
Свершилось чудо! Катманду отозвался! Отозвался, и, голосом Кулешова
сообщил, мол есть шанс, что числу к 10 октября нам доставят новый телефон (то-ли
настроенный на другую наземную станцию, то ли ещё что). Почему это нельзя было
сделать раньше? Потому, что за новый аппарат непальцы хотят получить 1000 долларов,
а без моего распоряжения нерешительный Кулешов этого сделать не может. А так как
распоряжение не отдать из-за того, что радист в Катманду выходит на связь когда
ему заблагорассудится, то можно и не волноваться. Нет команды v взятки гладки.
Что делает с человеком восьмилетнее пребывание в капиталистических джунглях! И,
главное, не сообщить ему никак, что безопасность людей я в долларах не оцениваю.
Сам же он, по складу характера, уразуметь это не в состоянии. 04.
10. 2003.
Два дня назад вернулся в баз. лагерь. Тройка Ручкин-Болотов-Дэви
работают на стене. Их задачей является организовать более-менее комфортный лагерь
7000. Хотя о комфорте на этих высотах говорить смешно. Завтра, надеюсь, станет
ясно, можно ли вырыть пещеру под стеной, или придётся вешать платформу. Двойка
Тотмянин-Першин вышла сегодня на 5 400 сменить ребят, когда те выработаются. Очень
не хватает шестого, чтобы можно было работать тремя двойками. А шестой сидит в
баз. лагере и одним пальцем печатает записки в никуда. Доктор говорит, что ещё
дней восемь-десять меня никуда не пустит. Но вот в Гунзу я от него завтра сбегу.
Попытаюсь ещё раз связаться с Катманду. Да и радист, с его артистической натурой,
должно быть заскучал без зрителя. 06.
10. 2003.
Я держу в руках телефон! И он, при этом, работает! Вчера спускаюсь
в Гунзу, беру в оборот радиста и, только располагаюсь в партере, рассчитывая на
театр одного актёра, как вдруг распахивается дверь и входит Кулешов, собственной
персоной. Встреча прошла в тёплой и дружественной обстановке. Заниматься линчеванием
я не стал, а с утра пораньше вышел в баз. лагерь. Очень не терпится снять эл.
почту, узнать, что там в большом мире делается. В Гунзе, кстати, встретил чету
немцев. Они пожаловались, что напоролись на маоистов и те расстреливать их не
стали, а просто отобрали деньги. Никакой принципиальности. Ребята
проработали по стене полторы верёвки. На 7000 удалось вырыть пещеру. Это большая
удача. В пещере на порядок теплее, чем в палатке. Утром температура опускается
до космических параметров. Всем передают приветы, поцелуи, объятия. Все
ужасно соскучились.
Одинцов. (7
октября, 2003)
|
