| Ну
вот и все. Я абсолютно один. Передо мною пик 6852. Не то, чтобы у этой вершины
не было имени. Все наоборот: их два - пик Мао Цзе Дун и п. Москва-Пекин. Но ни
одного из них этой вершине так и не было присвоено официально - по политическим
мотивам. Не может быть пик "Великого Кормчего" ниже пика Ленина - его
соратника.
Итак, за спиной у меня пик Ленина (Кауфмана)* . Мой путь к вершине
6852 пролегает через весьма протяженную перемычку к ледово-скальному гребню. Нижняя
его часть относительно крутая. Далее перегиб и довольно пологий путь до самой
вершины. Скалы не пугают, а вот перемычка изобилует бесчисленными карнизами и
влево и вправо. Как угадать верный путь. Как наметить правильную траекторию движения?
И слева и справа - бездна. Утренний туман почти рассеялся и теперь лениво поднимается
вверх по южному склону семитысячника.
В этой войне, в соревновании с величественной,
но безразлично-беспощадной природой у гор самое мощное психологическое оружие
- их мощь. Человек мал, хрупок. Он инстинктивно нуждается в партнерах. Но у меня
их нет. Я - одиночка.
Одиночный альпинизм. Мы, конечно, знали, что такое явление
существует на Западе. Знали благодаря подвигу переводчика и просветителя Фердинанда
Алоизовича Кропфа.** Ведь простому смертному доступ к "Альпийскому журналу"
английского Королевского клуба или немецкому "Горовосходителю" - был
закрыт. Сейчас, в эпоху Интернета, трудно себе представить такой абсурд.
Официальная
пресса именовала это явление "извращением" и "дорогой самоубийц".
И я твердо знал, что первый же мой шаг вперед - это грехопадение.
В итории
советского альпинизма был один-единственный официально признанный инцидент - первовосхождения
Евгения Абалакова на пик Сталина. Это был подвиг. Но там была особая мотивация
: Евгений выполнял наказ партии. А мой случай в героику не попадал.
А ведь
так все замечательно начиналось: весной 1960 года я был включен в состав молодежной
сборной ЦС ДСО "Спартак" под пиком Ленина (Кауфмана) .
Базовый лагерь
в урочище Ачик Таш - Легендарный лагерь всех атак на семитысячник с Севера.
Молодежную сборную возглавляет змс Валентина Чередова. Участники - четверо молодых
мастеров и трое перворазрядников - это мы: Олег Абалаков, Саша Федоров и я. Всем
троим для завершения норматива мастера спорта нужна всего одна вершина 5б к.тр.***
И объект был достойный: траверс пиков Ленина и 6852**** с подъемом по ледовой
стене перевала Крыленко. *****
Разведка подходов, акклиматизационные и тренировочные
восхождения - все, совершенно все давалось легко. Само в руки шло.
И вот
долгожданный выход. Крутой лед и фирн перевала необходимо пройти в один переход.
Трудно, но команда работает слаженно, и к вечеру мы на перевале. Наутро нас ждет
относительно несложный профиль гребня ( за исключением "запятой" - предвершинного
взлета). Вроде бы все просто - топчи снег, сменяйся, отдыхай при движении по уже
утрамбованным ступеням и снова смена. Но по мере набора высоты все явственнее
проявляются дивные изменения в команде.Молодые мастера приустали, а руководительница
и вовсе начинает сдавать.
Сил для финишного рывка на "запятой" -
нет. Бивуак разбиваем в угрюмом молчании. Поневоле закрадывается страх: а вдруг
завтра повернем обратно? Все ждут вечерней радиосвязи.
Радиосвязь длится мучительно
долго. Окончательное решение - наша группа разделяется на две неравные части:
мастера выступают завтра на вершину пика Ленина, а тройка перворазрядников останется
под "запятой " на подстраховке. После спуска пятерки мастеров тройка
перворазрядников продолжит траверс. Подстраховку тройки возьмет на себя группа
Виталия Абалакова, которая осуществляет траверс всего массива пика Ленина со стороны
пер. Дзержинского. Эта
вынужденная дневка для нас, в сущности, бессмысленна. Группу Чередовой можем наблюдать
только до ближайшего перегиба. У нас есть только одна рация, так что радиосвязи
с мастерами у нас тоже не будет. И остается только ждать. К счастью, во второй
половине дня из-за перегиба появляется первая связка. Визуально ясно, что у них
все в порядке. Готовим чай для втречи победителей , а сами собираемся к выходу
вверх. Встреча происходит наспех. Уже совсем повечерело, и нам нужно торопиться.
Расставание тревожное. Что нас ждет? Да и "запятая"- это ключевое место
предвершинного гребня. Лед твердый, примороженный.
Так что на вершинное плато
выходим уже в сумерки. Предстоящий нам путь просматривается лишь частично. Для
того, чтобы рассмотреть его, нужно пересечь все плато до места спуска, но у нас
нет ни сил , ни времени, ни желания. Сумерки сгустились и подробности пути уже
не рассмотреть.
Ночь на высоте более 7000м не улучшила нашего состояния. Уж
если гипоксия есть, то после ночевки она только усилится. Да и холодно втроем.
Так что утренние сборы были вялыми. Но вышли рано. Уж очень хотелось поскорее
выйти на край плато, чтобы в натуре рассмотреть путь, который мы знали только
по фотографиям. Спуск до перемычки по южному склону пика Ленина относительно прост.
Далее перемычка и гребень к вершине 6852. Вначале довольно круто, затем перегиб
и пологий снежный гребень к вершине. Ну, кажется все уточнили┘ Пора трогаться
в путь.
И тут Саша Федоров, который не принимал участия в наших с Олегом обсуждениях,
вдруг говорит: "Я не пойду дальше. Идите вдвоем." Сказал тихо, но твердо
и убежденно.
Конечно, каждый должен реально оценивать свои силы, ведь до перемычки
- перепад высот около 700м , потом подъем где-то 350м , снова спуск и подъем.
И все это за один световой день! Что предпринять? Если Саша выдохся, то нам всем
предстоит холодная ночевка без палатки, без пещеры, без примуса.
"Хорошо",
- сказал Олег - "Оставайся, приготовь поесть".
Внизу на подходах
и забросках Олег был , безусловно, самым сильным в группе. И очень хотелось верить,
что так оно есть и сейчас. Мое личное самолюбие предполагало адекватность самоощущения
партнера. До желанной цели было так близко, что представлялось невероятным отступление
именно сейчас. Мы бодро спускались к перемычке, твердо вбивая ноги в фирн. Нас
только двое, но мы самые сильные на планете. И мы все пройдем. Вопрос Олега застал
меня врасплох, как пистолетный выстрел в упор: "У тебя мерзнут ноги?"
"Да нет", - ответил я бездумно. Какие там ноги, когда от ударов каблуков,
пробивающих фирн, кровь бесится внутри? Откуда мне новичку на 7000м было знать
как мутит разум гипоксия?
Вот мы и внизу. Устроились на отлогой осыпи перед
перемычкой. Вершина 6852 - перед нами. До боли знакомый, вызубренный до деталей
путь. Пора бы и тронуться в путь. Но Олег сидит, молчит. А я уже не могу молчать.
Время поджимает: туда 350м и обратно почти 800м набора высоты. Это не считая,
что до этой точки, где мы сидим, еще и спуститься с 6852 желательно.
И Олег
сказал, наконец. Коротко и холодно - "Ты иди, я догоню". В первую секунду
до меня не дошло. Ясно было, что это невозможно. Это то же самое, что прыгнуть
вниз, в бездну, сквозь убегающий туман. Ладно скалы, но на перемычке я упорхну
- это как пить дать. И только потом, когда слепая ярость кровавым туманом затмила
рассудок и самоё опасность, я понял, что пройду. Пройду обязательно. Ради отца,
погибшего на фронте. Ради 2-х летнего сына. Наперекор устоям казенного советского
альпинизма.
И я пошел. Сам себе я напоминал вьючных животных на снежном мостике
через горную реку.. И ложился на склон, зондируя снег ледорубом подальше от себя
и прислушиваясь и даже принюхивался и вычислял точку перегиба гребня с помощью
курса дифференциальной геометрии. Сколько времени утекло, я не знал. Оглянулся
первый раз уже на той стороне.
Олег сидел, как сидел. Снова нахлынула обида
и злость на него и на себя. Что там впереди? Троечные скалы. Кто у нас чемпион
Ленинграда по скалолазанию? Ты? Вот и иди. Ледоруб вот мешает. Ладно, подождет
меня внизу. И - вперед. Скалки не трудные, профиль структуры благоприятный, ручки-
ножки двигаются в нормальном ритме. Сразу пошел набор высоты. Было и потруднее,
чем вначале, но до откровенной вертикали, до предела не доходило. Шаг за шагом,
не глядя по сторонам, сконцентрировав волю на безусловном контроле рук и ног на
зацепках, дошел до перегиба.
Сел на снег, лицом к пику Ленина. Я сидел. Сидел
и Олег. Так и не пошел ведь! Помахал ему рукой, приглашая к движению. Он ответил.
Я понял - иду, мол. Так я понял. Потом посмотрел на гребень в сторону вершины.
Ничего серьезного. Долго вот разве что. Снова помахал Олегу, да и пошел себе.
Злость постепенно угасала. Темп ведь возрос, усталость и гасила обиду. Время подходило
к 15-00, когда дошел до тура. Поменял записки и не торопясь двинулся вниз.
И мысли приняли другой оборот. До вершины, до самой последней минуты, пока еще
оставалась надежда, что Олег меня догонит, совесть моя была чиста. Но когда я
повернул назад - вся вина за содеянное ложилась на меня. Нечистая совесть искала
оправдания в том, что я обманут. Обманутый дурак. Собственно, теперь это уже не
важно, где я его встречу. Раз он не успел на вершину, то это его
вопрос.
У меня есть следы того идиота, который приперся в одиночку на тот "пупырь",
который за плечами. Когда же я дошел до того места, где этот дурень сидел, где
топтался, руками махал кому-то, то увидел весь противоположный склон, от перемычки
до самой вершины семитысячника. Тогда-то я увидел, что Олег пошел. Но идет он
не ко мне, а от меня. Вот это уже было предательством. Даже если бы он прошел
пол перемычки в мою сторону, то я бы простил. Но он уходил от меня. И я твердо
знал, что снег у него еще твердый, а когда я буду там - снег раскиснет и мне топтать
путь длиной в километр- полтора, 700 м по вертикали.
Это было все правильно.
Но самого ужасного я еще не знал. Узнал, когда попробовал ногой зацепки на склоне,
и понял, что все живое. Какие ни безумцы западные одиночки, но веревку, молоток,
крючья - они берут. И охраняют сами себя через рюкзак, через грудной тормоз. А
я - доверчивый идиот, и нет у меня ничего для охранения, даже ледоруба. Выбрал
я длинный, плоский камень. Вбил в снег. Опробовал, и стал медленно двигаться вдоль
острова: одна нога на снежной стороне в ступеньке, одна рука на каменном обломке,
а две другие конечности ищут опору на скалах.
Длилось это бесконечно. Снег
раскисал на глазах, и надежность опоры резко снижалась. Тут уж ни о каких героических
амбициях не думалось. Думалось только о малолетнем сыне, и о том, что я иду к
нему. Иногда, но очень редко, удавалось сбросить 5-7 метров глиссером. Но безопасных
для спуска мест было мало, да и то в самом конце гребня.
И вот, когда гребень
окончился, когда я осмелился посмотреть на пропасти южных склонов и крутяки слева
и справа от гребня, по которому я унизительно полз, я вдруг увидел чудо необыкновенное:
мой ледоруб. Он так и стоял там, где я его оставил. Обрадовался ему, как брату.
Да и нужда в нем приспела. По пути через перемычку по достоинству оценил чутье
тех вьючных животных, которым я подражал на перемычке: ни малейшей ошибки, все
переходы безупречны. Ну, а была бы эта ошибка, мог бы я что-нибудь писать или
рассказывать?
Путь вверх к палатке с партнерами-предателями тоже длился вечность.
И тут уж надо было играть наперегонки с наступающей ночью. Но опасности не было,
и можно было идти медленнее, но безостановочно, шаг за шагом. Уже показалась луна,
когда я увидел две фигурки, спускающиеся ко мне. Увы, это были не Олег и Саша,
а Виталий Абалаков и Константин Клецко. Втреча была суровой. Ни один из нас не
обронил ни слова. Константин все так же молча протянул мне флягу с клюквенным
морсом, и мы двинулись вверх. Эта дорога и предстоящий спуск видились мне, как
дорога на Голгофу. И все было: и горькие слова, и дисквалификация. Но не смог
я тогда предвидеть, что это не конец, а начало пути высотника. И четверть века
еще были в моей жизни замечательные вершины и великолепные партнеры. Ясен
Дьяченко. Ноябрь, 2001 |
