|
Польский высотный альпинизм. Войцех Куртыка Публикации по теме: Польский высотный альпинизм | Ежи Кукучка. Биография. | Поляки на высоте в 2006 | Попытка восхождения на К2 зимой 2003 | Попытка восхождения на Нанга Парбат зимой 2006/2007 | Восьмитысячники зимой. Команда Анджея Завады | Интервью Кшиштофа Велицкого | Ванда Руткевич Две феноменальных личности, два героя, две ярчайших звезды в мировом альпинизме, оставившие свой след в Гималаях - смелые маршруты в изящном стиле, о котором так много говорят нынче... Они делали первопрохождения в Гималаях в 70-х и 80-х. "Тогда, в 80-х, восхождения по новым маршрутам были обычным и совершенно естественным делом, и только теперь мы понимаем всю их ценность...", - сказал в своем недавнем интервью Артур Хайзер. Два друга, прошедшие много маршрутов вместе, но с разной философией - один считал, что альпинизм всегда сопряжен с соревнованием, другой видел в соревновании в горах варварство. Один католик, другой буддист. Один вегетарианец, другой большой любитель мяса. Один мечтал о совершенных гималайских стенах, другой - о короне Гималаев. Они уважали друг друга, но однажды трещина между ними прошла прямо на горе, и, как гласит легенда, две цепочки следов шли вниз в разных направлениях... О Ежи Кукучке можно прочесть здесь. А этот материал - о Войтеке Куртыке. По мнению Месснера, именно Куртыка оказал наибольшее влияние не только на польскую, но и на европейскую историю альпинизма, философию и стандарты. О нем нет статей в Интернет, кроме перечисления пройденных вершин, хотя многие считают его величайшим польским альпинистом. Он не участвует в рейтингах и тусовках, не публикуется в глянцевых журналах. Мне очень хотелось написать об этом удивительном человеке, и Артур Хайзер любезно прислал для Russianclimb.com интервью, которое взяла у Войтека корреспондент газеты Речьпосполита Моника Рогозинска (дата интервью не указана). - Е.Л.
Фото из каталога Peak Perfomance 2007 МОНИКА РОГОЗИНСКА: Западные альпинисты считают, что из польских восходителей ты самый великий, да и наши альпинисты думают примерно то же, хотя, по секрету, они не могут внятно объяснить почему. Что же такого ты сделал в Гималаях, чтобы удостоиться этого?
- Заинтересован ли ты в том, чтобы о твоих достижениях узнало побольше людей? - Конечно, мне приятно получать положительный отклик, хотя, с другой стороны, глубоко в душе я мятежник - мне не нравится быть частью всевозможных схем и процессов оценки человеческой деятельности в рейтингах. Мне кажется, что этот безумный культ звезд - это дешевка и один из современных пороков. Болезненная страсть к чему-либо - алкоголю, наркотикам, женщинам, жажда славы, погоня за деньгами - все это делает человека рабом. - А у тебя страсть к горам? - Да, но она из другой оперы, это источник моей мотивации. Это то же самое, что испытывает поэт, когда пишет стихи. Природа удовлетворения альпиниста в точности та же, что и у автора поэмы или портрета после завершения произведения. Восхождения - это очень сложное искусство, питающееся такой же творческой энергией, которая есть часть природы. И это очень эстетичная форма творчества (красота природы), плюс в ней много спортивных ценностей и мистицизма, и эта многогранность позволяет нам жить полной жизнью. Однако, трагизм альпинизма - в экстремальном риске погибнуть, участвуя в восхождениях. Поскольку единственным настоящим источником удовлетворения является творчество, даже если оно несет страдания, даже если цена ему - жизнь, как в случае альпинизма, даже если все кончается суицидом, как в случае Ван Гога, даже если это означает полное крушение вашей семейной жизни и всего остального, как в случае многих политиков и бизнесменов. Я сам всегда храню свои альпинистские мечты в секрете. Это мое дыхание, моя жизнь. - Ты знаменит одержимостью в альпинизме - атаковал одну и ту же гору, склон или вершину много раз. Ты пробовал подняться по Западной стене К2, второй по высоте вершины мира, 5 раз, вместе с Эрхардом Лоретаном. - Во время одной из попыток у нас даже не было возможности восхождения - 56 дней мы провели в базовом лагере, и лишь два дня из них не шел снег. Во время последней попытки мы подошли к подножию стены. Лоретан передернул плечами и сказал: "Не-е-е-т. Я не хочу туда идти". И мы вернулись. Ты ведь знаешь, что Эрхард - настоящий феномен в физическом плане. Он единственный восходитель, с которым мне трудно идти наравне, и я всегда отстаю. Но в тот раз его отношение к маршруту, как альпиниста, было ошибкой. - Я все же думаю, что сработала его потрясающая интуиция и инстинкт. - Может, ты и права. Если говорить о К2 - возможно, это действительно так, а вот во время нашей последней экспедиции на Ребро Мажено на Нанга Парбат он не должен был поворачивать назад. - Это еще один пример твоей одержимости. Сколько раз ты пробовал пройти этот траверс по 25-километровому ребру? - Три. Первая попытка была с Дугом Скоттом, и она прервалась, когда Дуг сломал лодыжку. Через 5 дней после того, как мы поставили базовый лагерь, мы отправились на простую прогулку - только лишь взойти на обычную вершинку для акклиматизации. Очень простой кулуар мы проскочили, почти не пользуясь руками. А на спуске Дуг упал вместе с лавиной и сломал лодыжку. У нас даже не было возможности попробовать Мажено. - Как ты транспортировал Дуга вниз? Когда он был в Каракоруме и сломал ноги, тоже лодыжки, он полз семь километров чтобы добраться до базового лагеря. - Да, он так в этом преуспел, что на этот раз нам было совсем не сложно. :) Я позвал на помощь ребят, которые были в базе. Во время той экспедиции у нас был действительно хороший шанс пройти ребро с Эрхардом, но он был категорически против этого. Конечно, если у него было предчувствие, что мы погибнем, я могу простить его. - А как ты "западал" на альпинистские маршруты? Похоже это на то, как вспыхивает любовь к женщине? - возникают ли они тоже с первого взгляда? - Да, это часто бывает именно так. В первый раз я увидел ребро Мажено из самолета, когда летел из Скарду в Исламабад. Был виден Нанга Парбат. Я хотел сфотографировать вершину, и попросил у стюардессы разрешения пройти в кабину пилотов. Пилот спросил: "Какое ребро ты хочешь снять?" Я показал: "Второе, которое идет от вершины". "Смотри", - ответил он, и неожиданно развернул самолет против курса и мы стали делать круг над Диамирской долиной. На борту было много пассажиров. - Почему ты выбрал это конкретное ребро в целом море горных вершин? - Это квинтэссенция гималайского приключения - горное образование с множеством вопросительных знаков, непредсказуемое, вынуждающее тебя полностью выложиться на горе и быть до конца искренним. Это так же захватывающе, как пересечь Антарктику, когда нужно идти много дней, и много всего может случиться, и много всего нужно преодолеть - последовательные препятствия, свою истощенность; ты обнаруживаешь новые и новые фрагменты маршрута. Перед альпинистом, идущим такое ребро, лежит целый мир. Это прекрасно. Для меня таким же великолепным опытом был траверс Броуд пик вместе с Ежи Кукучкой. Я получил открытку от японских альпинистов, которые повторили наш маршрут четыре года назад. Один из них написал, что подъем по ребру прекрасен, и с каждым шагом ты все более осознаешь существование Бога. Как ты знаешь, многие высокодуховные люди шли в горы - чтобы найти то, что находится за обычными рамками... И я один из них. И это вряд ли для тебя сюрприз. - Нет, не сюрприз, но я верю, что действительно мистическое переживание, и, возможно, поэтому во множестве культур горы - это место обитания богов. К Богу легче обращать свои молитвы в горах. Это впервые проявилось в литературе романтического периода. Кстати, если заговорили о литературе... Знаменитый британский альпинист Крис Бонингтон предлагал тебе, в числе прочих, написать главу для книги под его редакцией. Она называется "Великие восхождения. Рассказы великих восходителей". И ты это сделал. Ты рассказал Западу, что польский гималайский альпинизм появился благодаря контрабанде. - И тебя это обижает? Надеюсь, ты понимаешь, что в той главе я рассказал лишь крошечную часть всей истории? Действительно, в какой-то период ты видела, что в магазинах Катманду было полно дешевых польских товаров: растворимые супы, консервы, кремы Нивея, дешевая спортивная одежда и снаряжение из коммунистической Польской Республики. - Да, я помню. - Во второй половине 80-х грузовики с этими товарами постоянно шли в том направлении. Начальной стадией каждой экспедиции был рынок. И это было чудесно, великолепная возможность решить практически безнадежную проблему - ведь средняя зарплата была у нас 30 долларов, а на экспедицию требовались тысячи: У меня нет ни малейших пустых сожалений по поводу той ситуации. Считаю, что она только подтверждает, что поляки практичны и могут действовать творчески и решительно. Не было другого выбора, и поляки достойно прошли экзамен на капитализм. - Кукучка говорит, что в некотором смысле ты вдохновлял его в альпинизме. Тем не менее, именно он стал национальным героем и ему присылали "поэмы" типа "Кукучка, ты пример для подражания... Ты показал нам, как надо служить своей стране... Все мы - скауты по сравнению с тобой... Хотим идти по твоим следам..." и т.д. Ты завидовал? - Для меня это не было проблемой. Я всегда считал Юрека исключительным, квинтэссенцией человеческой энергии, вдохновения. В трудные минуты я всегда вспоминаю его - и это мне очень помогает. - Каким образом? - Память о его смелости для меня как путеводная нить. - В течение четырех лет вы двое составляли удивительную команду. Один из вас - тощий, невротичный, интеллектуал, вегетарианец, интересующийся буддизмом, а другой - крепкий, плотный, легко набирающий вес, простой парень по прозвищу "Ветчина" из-за любви к мясу, с менталитетом носорога, добросовестный католик. Вы зачаровывали друг друга...
- А у тебя какой знак? - Лев. Ужасный эгоцентризм. Ужас. Ужас и бедствие! - "Экспедиция в Каракорум в 1984 была запланирована как попытка пройти знаменитую Shining Wall - более чем трехкилометровый отвес на Западной стене Гашербрум IV (7925 м). В течение многих лет это была навязчивая идея Войтека. Меня эта грандиозная стена беспокоила и даже внушала страх. Но постоянное ворчание Войтека, его страстное стремление и энтузиазм и, самое главное, его вера в то, что возможно покорить стену, постепенно растворили мои сомнения и я согласился",- писал Ежи Кукучка в своей книге "На вершинах мира". - Для меня восхождения по классическим маршрутам - это настоящая пытка. Прохождение чего-то такого, что в данный момент расширяет границы возможного - вот что всегда вдохновляло меня. Сначала стена может казаться неприступной, особенно в угрожающих гималайских условиях - но это в то же время и делает ее красивой. Идеальная, вертикальная, точно игла. Именно так меня вдохновили такие проекты, как Trango Nameless Tower (6239m), Южная стена Чангабенг (6864 m), Shining Wall на Гашербрум IV. Наши проекты были очень разнообразны. А Юреку нужны были просто вершины высотой 8000 м, и именно это было главным. - Это несправедливо. Из 23 польских маршрутов на восьмитысячники, Юрек был лидером на 9 из них, ты сделал 6, хотя следует отметить, что ты ходил только в альпийском стиле. - Я это говорю не ради критики. Помимо наших общих маршрутов, Юрек прошел Южное ребро Чо Ойю (8150 м) во время экспедиции Анджея Завады - я думаю, это самый сложный маршрут, пройденный в Гималаях зимой. Он прошел его через 3 дня после того, как Мачек Бербека и Мачек Павликовски проложили его, значит, он пользовался перилами на уже пройденном маршруте. Еще раз повторю: я не стремлюсь критиковать, я только стараюсь объяснить, почему наши пути разошлись. Мне были интересны технические сложности, скалы, а ему хотелось добыть "Корону Гималаев", пройти все восьмитысячники. Приняв вызов Месснера, Кукучка "организовал" первые соревнования на восьмитысячниках, которые завершились вручением ему Олимпийской медали. Безусловно, все маршруты, которые он прошел, были экстремально трудны, потому что, фактически, они были на грани возможного для человека на таких высотах. Новый маршрут на К2, пройденный им в двойке с Тадеушем Пиотровским, был, несомненно, потрясающим достижением, революционным, возможно, лучшим восхождением вплоть до наших дней. К несчастью, Пиотровски погиб при спуске. - Это парадокс. Хотя я не приемлю соревнований в горах - они для меня являются одним из видов варварства - я присоединился к состязанию между Месснером и Кукучкой, понимая, как это важно Юреку. Чтобы помочь ему, я начал организовывать пермит на Шиша Пангму из Китая - это должен был быть последний его восьмитысячник. Ожидая ответа китайских властей, мы решили сходить на его предпоследний восьмитысячник - Манаслу. Юрек, под прессингом этого чудовищного челленджа, устремился вперед с огромной энергией. Условия ухудшались. Постоянно шел снег, и риск лавин был очень высок. А Юрек вел себя так, будто он бессмертен, абсолютно не беспокоясь ни о чем, даже не пытаясь оценить реальную ситуацию. И я отказался от восхождения. - А он поднялся на вершину. У тебя был когда-нибудь несчастный случай? - Нет, никогда. Никаких случаев. Никаких обморожений. Даже ницарапины. В случае с Юреком Кукучкой и Эрхардом Лоретаном, наше сотрудничество было для них периодом их альпинистской карьеры без трупов, и НС. Для меня это крайне важно. - Но тебе приходилось попадать в сложные ситуации? - Одной из худших была гроза, в которую я как-то попал в Альпах. Я заканчивал маршрут с Алеком Львовым на Walker Spur, когда она началась. Меня слегка побило током. Американский альпинист John Bouchard, который был ниже нас, был ранен куда серьезнее. Он получил сильный ожог руки, а вторую руку и ногу он не чувствовал. Мы втащили его на вершину. Это был настоящий ад. Повсюду вокруг нас ударяли молнии, и он только задавал нам один и тот же вопрос: "Я не чувствую руку! Как я теперь буду играть на рояле?" Когда мы спустились, он пришел в себя. - Ты автор теории, которая, хоть и очень популярна на Западе, но мне кажется очень вредной. Ты объявил, что Анджей Завада создал своими гималайскими экспедициями "Искусство страдания". Так ты назвал зимние гималайские восхождения. - Я действительно считаю, что зимние высотные восхождения - это изощренный способ страдания в горах. Я знаю, что говорю. Зимой Гималаи приносят вам гораздо меньше удовлетворения и много страдания. В то же время, я понимаю и уважаю чье-то желание преодолеть собственную боль. В 1974 я был с Завадой на Лхоцзе и с Месснером на Чо Ойю. - Лхоцзе была поздней осенью. Экспедиция завершилась в последние дни декабря. Как новичок в Гималаях, ты испытывал проблемы. Ты скрывался с своей палатке... А как было в экспедиции Месснера? - Это была большая экспедиция, в которой участвовали звезды альпинизма и шерпы, которые делали всю работу. Это не мой стиль. Глубокий снег выше 7000 м остановил работу экспедиции. - Я ездила с двумя зимними экспедициями в Гималаи. Я также много беседовала с участниками таких экспедиций. Все они единодушны: в наше время зимние экспедиции - это единственный альпинизм без борьбы "звезд", соперничества, конкуренции друг с другом. Гора зимой так трудна, что все сплачиваются ради общей цели в атмосфере партнерства, взаимопомощи и доброжелательности. Такая атмосфера сохранилась теперь только в спелеологии да в зимних гималайских восхождениях. Такое уже невозможно найти летом в альпийских восхождениях. - Может, ты и права, но это не имеет значения. Альпийские восхождения, по сути, не командная работа. - Ты выдвинул свою концепцию "Искусства страдания" против Завады, который был великим энтузиастом зимних восхождений, а также славился своим чувством юмора во время экспедиций. Ты распространил в мире смешное объяснение, что польские альпинисты так успешны в этой дисциплине, потому что в течение истории полякам пришлось много страдать от бессовестных соседей, от которых приходилось защищать свою страну. Они отлично лезут на горы, потому что хорошие воины. И где тут место для удовольствия от восхождений? - Они достигают вершин, потому что смелы и воспитаны быть смелыми. Это цель. Суть зимних гималайских восхождений - преодоление собственной боли, вызванной холодом, дискомфортом и другими причинами. Можешь мне поверить, это так. Я считаю, что зимние гималайские восхождения имеют мало общего с сущностью настоящего альпинизма, который начинается там, где заканчивается обычный туризм, и человек вынужден преодолевать технические сложности с помощью рук. Зимой ты не можешь снять рукавицы, поэтому нет речи о сложных технических восхождениях. Сочетание очень низкой температуры и 8000 м делает настоящий альпинизм невозможным. - Я вспомнила отрывок из дневника одного известного западного восходителя. Он достиг базового лагеря К2 ночью. Лагерь был погружен в темноту, и лишь в одной палатке мерцал крошечный огонек. Он заглянул туда - а там был Войтек Куртыка, читавший по-французски при свече. Ты все четыре языка, на которых говоришь, выучил в таких условиях? - Английский я выучил в школе, а потом общение с британскими альпинистами и множество прочтенных книг помогли мне лучше овладеть языком. Чтению по-немецки в оригинале я обязан отцу еще в начальной школе. Мой отец - Тадеуш Куртыка - известный под псевдонимом Henryk Worcell - автор романа "Zaklete rewiry" - выучил немецкий, когда его угнали в Германию на принудительные работы во время Второй Мировой. Он понял, как важны иностранные языки, и помог мне выучить базовый немецкий. А французский я выучил самостоятельно, по крайней мере, на разговорном уровне. - Статьи на английском ты все написал самостоятельно? - Да, а позднее перевел их на польский. Иногда, из-за нехватки времени, я обращался за помощью. Мой английский достаточен даже для того, чтобы переводить речь носителей языка, оставляя ее живой, сохраняя особое настроение. - Твои родители венчались в 1945 в церкви в Olsza, и свадебный обед был организован в доме Яна Каспровича его вдовой Марусей. После этого твой отец приезжал в Закопане только лишь раз, в 1972. И как ты познакомился с Татрами? Твой отец связан с одной литературной легендой Закопане. Он сам - ее действующее лицо. Хотя сам он никогда не ходил в горы. - Да, конечно. Он упоминал время от времени о своих поездках в Татры, и я помню, что эти рассказы производили на меня большое впечатление. Однако, в семейной культуре гор как-то не было. Скалолазанием я начал заниматься благодаря случайному стечению обстоятельств - спасибо альпинистам из Вроцлава. В товремя я изучал электронику во Вроцлаве. Отец мечтал, что я стану известным ученым. Он полагал, что у меня серьезный талант в математике и физике. Он был в ужасе оттого, что я влюбился в горы, т.е. от моей деградации. После окончания института я стал работать ассистентом преподавателя на инженерном факультете Технологического Университета в Кракове, но два года спустя бросил эту работу. Электроника была абсолютной ошибкой в моей жизни. После этого я следующие два года был инженером на заводе "Электромонтаж". Я знаю, что мой отец был в отчаянии из-за моей первой экспедиции на Лхоцзе с Завадой. Я писал ему письма. Я писал о своем страхе очень искренне, и это трогало его. Оказалось, что он переделал мои письма в литературный материал и опубликовал их - а я об этом узнал год спустя. В конечном счете, я увидел какое-то уважение и гордость со стороны отца, он действительно гордился, что сын решил идти своим путем, несмотря на давление. А сам он всегда был для меня примером благодаря его доброте и преданности своим идеям. - Почему тебя прозвали " Animal" ("Зверь")? - Об этом надо было спросить Teddy Gibinski - это был очень специфический характер. Перед своей гибелью во время отвратительного происшествия в Татрах, он шел по моему маршруту на Maly Mlynarz Peak, очень трудному для того времени. Он никак не мог пройти один участок, и все повторял: "Как это сделать? Как это сделать? Должно быть, это сделал какой-то зверь!" Ты спрашиваешь, почему некоторые оценивают то, что я прошел, так высоко? Все просто. Поверь, для молодого парня, который начинает свою карьеру в альпинизме, важны только технические трудности. И если моя деятельность находит отклик, то это благодаря трем причинам: мои маршруты технически сложны - и это будит воображение, они красивы - просто захватывающе; и, наконец, мой стиль восхождений - это непременно экзистенциальное и эмоциональное измерения в альпинизме и в жизни. - Сколько первопрохождений ты сделал в Татрах? - Затрудняюсь сказать точно, но немного. Я старался идти лишь тогда, когда чувствовал нечто похожее на синдром Shining Wall. Ничего не могу поделать, это непреодолимо... Именно так меня поразила Южная стена Чангабенг (6864 м) в Гарвальских Гималаях и Восточная стена Kohe Bandaka (6869 м) в Гиндукуше. Это не более чем холмы по сравнению с Эверестом - но на людей воздействует красота, где бы она ни была. - Восхождение на "холм" под названием Kohe Bandaka, возможно, до сих пор остается самым серьезным спортивным восхождением в Гиндукуше. Другим твоим характерным проектом была экспедиция с целью прохождения потрясающего ледопада, покрывающего отвес напротив Намче Базар. Чтобы достичь его основания тебе пришлось пробраться через заросли деревьев и кустарников на очень крутом склоне - лес, где ты чуть не стал пленником. Ты написал об этом приключении в потрясающей истории под названием " Losar" - которая великолепно передает настроение того сумасшедшего приключения. - Мне потребовалось немало времени, чтобы осуществить это. И когда, в конце концов, все удалось, оказалось, что французская альпинистка Катрин Дестивель, которая на несколько лет моложе меня, прошла этот ледопад годом раньше. Этот ледопад великолепен - тонкая полоска льда, висящая в облаках. - Ты уговорил молодого альпиниста потратить кучу денег на это путешествие на другой континент только для того, чтобы пройти ледопад, который начинается на пастбище. Более того, приключение оказалось не таким значимым. - И что? - Тебя часто обвиняют в том, что ты не помогаешь молодым, не делишься с ними опытом. - Недавно я вернулся из района Кхумбу (район Эвереста), где пытался вдвоем с одним молодым альпинистом пройти маршрут на безымянный пик. - Это та безымянная пирамида напротив Ама Даблам, что стала твоим очередным увлечением? Лоретан рассказывал мне о ней. - Да, она. Ее еще называют иногда Axe Mountain. Для меня она имеет особый смысл. - И сколько раз ты уже пробовал пройти ее? - Немного. Там очень рискованный подъем по крутому льду, местами почти вертикальному, практически безо всякой страховки. Слой льда очень тонкий и ненадежный, ледобуры завинтить некуда. Организация страховки занимает много времени. - А кто теперь твой партнер? - Не хочу сейчас говорить о своих нынешних партнерах и планах. Не будем будить альпинистские амбиции, т.к. стоит их хоть раз расшевелить - и они начнут жить своей жизнью. - Я и в самом деле удивлена, что тебе удалось найти кого-то, кто готов рисковать своей жизнью ради попытки восхождения на какой-то безымянный пик. В наши дни молодые восходители предпочитают броский и моментальный успех, а затем переходят к новому объекту. - Может, им просто не хватает настоящей страсти в том, чем они занимаются? Интервью прислал Артур Хайзер (Польша) ------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Wojciech Kurtyka (1947) Самые важные маршруты: 1977 Kohe Bandaki (Гиндукуш) с Alex MacIntyre 1978: новый м-т по Южной стене Changbang. 1980: новый маршрут на Вост. стене Дхаулагири с Alex McIntyre. |
WOJTEK KURTYKA: Твой вопрос касается того, что в наши дни является самой сильной отравой - крайний эгоцентризм, культ соревнований и борьба за рейтинг. А мне все это неинтересно. Но если то, что мне удалось сделать в горах, кому-то нравится - значит, я жил не зря...
- Юрек был просто потрясающей эманацией силы, даже не в плане физическом (мне приходилось ходить и с более сильными альпинистами), а в плане ментальном - всегда в атаке, стремящийся вперед с невероятной верой, последовательный, абсолютно целеустремленный, неукротимый. К сожалению, ценой этого была гибель многих его партнеров, а потом и его собственная. Думаю, его характер объясним его знаком Зодиака: Телец.